К юбилею актрисы Татьяны Парфёновой

Всегда стройный и стильный силуэт, миниатюрные и располагающие черты лица – часть актёрской магии. Трудно усомниться, что в жизни Татьяна Парфёнова скромный и деликатный человек. Но не все её сценические образы таковы. Легко масштабируя личность, владея широким арсеналом исполнительских интонаций, она всегда узнаваема, и в то же время неповторима. Простые ли это люди или потусторонние, мистические силы, за ясной и выверенной внешней формой образа скрывается нюанс, придающий оттенок актёрской тайны. На сцене Новгородского театра для детей и молодёжи «Малый» она сыграла десятки ролей классического репертуара, в постановках по современной литературе для подростков, сказках и историях, сочинённых художественным руководителем и режиссёром почти всех спектаклей Надеждой Алексеевой.

Узнаваема Татьяна Парфёнова во многом благодаря высокому тембру голоса и стремительному властному жесту. Даже в крошечном эпизоде актриса запоминается умением на несколько мгновений подчинить партнёра и безраздельно завладеть вниманием зрителя. Внутренняя строгость к окружающему миру позволяет навести порядок в любом пространстве. Так, в роли медсестры в спектакле «Чик. Гудбай, Берлин!» (по Вольфгангу Херрндорфу и Роберту Коалю), не сбавляя тревожности и остроты ситуации, она давала то, что ищет главный герой, Майк (Пётр Лойко) – человечности, понимания и поддержки в мире взрослых. Ночная сцена в больнице фактически кульминационная в приключениях сбежавшего школьника. Строгая медсестра оказывалась проницательной, а грубоватой только для вида – по должности положено. Кажется, ещё чуть-чуть и персонаж получился бы уже карикатурным, что нисколько бы не нарушило общего тона спектакля, где большинство взрослых довольно комедийны. Но смех оставался немного в стороне, подчеркивая всю опасность ситуации, в которой оказались Майк и его спутник Чик (Алексей Коршунов).

Умение организовать аудиторию эффектной интонацией, соединяющей риторическую академичность и интеллигентную высокомерность, блестяще воплотилось в двух очень близких ролях. Пьесу Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта» режиссёр Надежда Алексеева решила как ночь в музее, где под чарами царицы Мэб (Марина Вихрова) простые люди превращались в героев старинной трагедии. Но превращению не поддавалась экскурсовод – воплощение прагматического, нудного мира, лишённого жизнетворной фантазии и импровизации. В синей брючной паре, музейной униформе (художник Игорь Семёнов), Татьяна Парфёнова создавала узнаваемый, даже пародийный образ. Не замечая уже изрядно трансформировавшегося пространства, экскурсовод размеренными, заученными интонациями излагала материал, в котором смешались строки Шекспира и прозаический «исторический» комментарий. И только когда спектакль набирал темп, хулигански выла охранная сигнализация, она позволяла себе потерять лицо и истошно прокричать столь же заученную фразу о том, что экспонаты руками не трогать.

 

С такой же прозаической ироничностью в «Руслане и Людмиле» мы слышим по-школьному отвлеченный анализ поэтики Пушкина. В спектакле Надежда Алексеева вновь обратилась к мифу и его столкновению с реальным миром, где Начитанная героиня навязчиво анатомировала иррациональную и мистическую природу творчества. Несмотря на схожесть ролей в режиссёрской композиции, здесь образ Татьяны Парфёновой заметно иной. Толстая русая коса и невзрачное платье превращало её в филологическую деву, нервно утонченную и оттесненную на край красочной древнерусской сказки. Здесь уже не пародия, а тонкая смесь насмешки и сочувствия. Сочувствия от того, что красота и искренний порыв блекнет под тяжестью одеревеневших литературоведческих формулировок. Нервным жестом героиня теребила косу и пыталась занять место среди других энергичных персонажей. Но тщетно…

В совсем небольшой роли Октавы в постановке «Простодурсен. Сказка Приречной страны» тоже можно обнаружить черты этих девушек, только с положительным знаком. Она совсем не похожа на персонажа книг Руне Белсвика – выдумщицы, привносящей творческий хаос и смятение в привычную жизнь сказочных обывателей. Татьяна Парфёнова передавала заводной характер и стремление быть в центре внимания, только наивность у нее не столько смешная, сколько нежная. Актёрский ансамбль спектакля с удовольствием играл в разноцветных чудаков (художник Оксана Немолочнова), а толику чистой радости и находчивости привносила именно Октава. В системе персонажей она единственная девушка (не считая рассказчиков-снеговиков), но не только это выдвигало её в центр ключевых сюжетных поворотов. Звонкий кураж сразу же обращал на себя внимание, ему невозможно противиться.

Сложно себе представить, как в одной актрисе может уживаться острый юмор и пронзительная лирика, пока не увидишь собственными глазами. К сожалению, уже сошёл со сцены театра калейдоскоп чеховских рассказов «Человеки». Татьяна Парфёнова исполнила роль Юлии из рассказа «Длинный язык» в партнёрстве с Алексеем Тимофеевым. В цветастой блузке с южным акцентом и пошлым обручем в причёске, она воплощала тот тип кокетки, который вместе с суетливой обворожительностью приносит и понимание недалекого ума. Юлия щебетала и манерно чертила в воздухе тонкими руками. Искусство паузы и оценок, выдававших изменившую мужу героиню создавали хлёсткую сатиру. «Курортный» анекдот оказывался не просто современным, а типически точным в самой человеческой природе.

Напротив, её Дездемона до краёв наполнена чистой хрустальной женственностью. Для спектакля «Ночь Шекспира» Надежда Алексеева выбрала беседу Дездемоны и Эмилии (Елена Федотова), где речь шла о супружеской измене. Хрупкая, сжавшаяся в предощущении неминуемой беды, фигурка героини светилась в глубине ночи (художник по свету Лариса Дедух). Нежный и безыскусный, будто свирель голос общался не с плутоватой компаньонкой, а с безграничным и холодным мирозданием. Дездемону страшил не столько сам грех, сколько несопоставимость масштабов человека и вселенной.

Но, пожалуй, самый акварельный и лиричный образ в текущем репертуаре театра актриса создала в постановке «Удивительное путешествие кролика Эдварда». Вопреки сказке Кейт ДиКамилло рыбаки Лоренс (Алексей Тимофеев) и Нелли вовсе не старики (этот же дуэт играл родителей Абилин, хозяйки игрушечного кролика). И когда женщина прижимала к себе игрушку, будто ребёнка, трудно было удержаться от слёз. Автор кукол, художник Анита Знутиня-Севе даже придумала особый трюк (в спектакле используются разные системы кукол для изображения заглавного героя) – у Эдварда единственный раз закрывались глаза. Он прижимался к человеку и мы на несколько мгновений забывали о его надменном характере, который в живом плане создавал Алексей Коршунов. Татьяна Парфёнова играла боль матери, чья подросшая и невнимательная дочь ведёт себя грубо, и счастье обретения. В пластическом этюде семейной прогулки с кроликом стиралась граница между драматическим проживанием и манипуляцией с куклой. Потрясающая по эмоциональному накалу, светлой сентиментальности сцена хоть и выражала иллюзию, мечту, но дарила сильнейшие переживания от щемящего правдоподобия.

Работа с куклами и объектами далеко не первый опыт актрисы. Сейчас на сцене можно увидеть кукольный спектакль «Мышкин дом», поставленный латвийским режиссёром Паулсом Антеинсом по сказке Яниса Ширманиса. А также «Белую сказку», сочинённую Надеждой Алексеевой вместе с Мариной Вихровой и Татьяной Парфёновой. Под звуки классической музыки из повседневных предметов рождаются картины-фантазии, маленькие истории об окружающем мире. Актёрский дуэт здесь лишён возраста – это клоуны в пёстрых гетрах, только со снятой шумной эксцентрикой.

Пластике Татьяны Парфёновой свойственна гравюрная графичность. Даже в бытовом жесте – откинутой небрежно руке, назидательно указующем пальце, натянутой как струна позе – есть чарующая выразительность. Ломкость линий, нервная, импульсивная динамика, разнообразные оттенки нетерпения и раздраженности, которые не обязательно отрицательно сказываются на характере персонажа, делают актрису очень контрастной в любом ансамбле. «Байки про лису», «Бабушкины сказки», «Дневник Фокса Микки» - в этих озорных спектаклях для детей у Татьяны Парфёновой партия флейты, выдающей отрывистые и лукавые триоли.

Также и в дуэте с Юлией Степановой порой кажется, что одна из Маш явно рассудительнее другой. Актрисы попеременно изображали всех действующих лиц книжки Александра Введенского «О девочке Маше, собаке Петушке и кошке Ниточке». Оставляя цельным повествование, им удавалось менять ракурс взгляда на одни и те же события. Родительская властность и безапелляционность у Татьяны Парфёновой шла от точно подмеченного детского подражания. И бойкая серьезность оборачивалась задиристой комичностью. Искрометное искусство рассказчицы должно быть памятно зрителям по спектаклю «Матильда и волшебная дверь». Утонченная зайчиха с ироничной назидательностью создавала сказочный мир. И, несмотря на положение демиурга, становилась его заложницей. Актёрский ураган, сотканный из абсолютного ощущения сказочности, творчества, игривых намёков на взрослые куртуазные отношения - всё это праздничное озорство сохраняло строгую осанку и достоинство.

Не только земная, человеческая и сказочная жизнерадостность доступна Татьяне Парфёновой. Другая мама в «Коралине» по Нилу Гейману, ведьма в «Макбете» Шекспира, безмолвная Афина в «Ифигении-жертве» по Еврипиду и другие роли открывали двери в мир мистических существ. Мрачная торжественность, хищная призрачность и завораживающая красота тьмы воплощалась в этих образах. Именно ей достался монолог о Боге в спектакле по мотивам пьесы Ивана Вырыпаева «UFO». Мистификация документальных свидетельств о контактах людей с инопланетными и потусторонними силами ставила вопрос о вере и защищенности человека перед порожденными им же страхами и проблемами. В эпизоде Татьяны Парфёновой зритель поначалу видел заурядную женщину. Размеренный ритм самоуверенной речи делового человека обрастал риторическим пафосом, а сухая исповедь эффектно превращалась в проповедь. И слепяще сочный синий цвет блейзера (художник по костюмам Игорь Семёнов) – уже не просто стильная вещь, а символ. Доказательство существования Бога как пробуждение триггера казалось неудобной иронией и обладало магической убедительностью, резонировало с синхронно звучащей песней Леонарда Коэна «Hallelujah». 

Хрустальная точёность актрисы не подвластна времени. В юбилей можно совершенно искренне польстить словами поэта Николая Минского – «Она как полдень хороша…». Только вот страдать её героиням на сцене приходилось не раз. Высочайшая планка стиля, строгий нравственный ориентир, вкус к тончайшим оттенкам иронии вдохновляет не одно поколение зрителей. Татьяна Парфёнова - точная и звонкая нота в ансамбле театра «Малый».

 Фото Ольги Михалёвой, Марины Воробьёвой, Владимира Куприянова, Михаила Мордасова