В Великом Новгороде и Старой Руссе проходит ХXIII Международный театральный фестиваль Ф.М. Достоевского. Онлайн-дневник фестиваля на «ВНовгороде.ру» ведёт поэт, перформер, руководитель перформанс-группы «Омлет для любимой женщины» Яна Лебедева.

Понедельник в театре для людей, не сообразивших взять отпуск на время фестиваля, – день тяжелый. В том числе и потому, что тяжело переживать непросмотренное «Преступление и наказание» от театра Suomen Kansallisteatteri. Но в вечернее время перебежками из театра драмы до филармонии можно было успеть на интерпретации «Бесов» и «Идиота».

Триумвират «Шатов. Кириллов. Петр» от Российского академического молодежного театра – портретная съёмка персонажей. Фотографическая точность отображается прежде всего в актёрском составе: кажется, точнее нельзя было и помыслить. В диалогах, и в движениях – та же точность, ни одного лишнего жеста. Камерное пространство, которое трансформируется то в комнаты, то в тёмный переулок, выполнено минималистично: незначительные, проходящие прямо перед нашими глазами перемещения деревянных ящиков полностью меняют обстановку. Здесь пьют чай, едят куриную ногу, делают гимнастику, рожают детей, философствуют, убивают и совершают самоубийство – экзистенциальная драма, микромир на час двадцать, вычлененный из произведения.

aXlwy9FHek4

«Идиот» Авторский театр Татьяны Малиновской-Тышкевич «Nie Ma» из Польши – тоже триумвират, но уже не «союз трёх мужей», а треугольник «Мышкин. Рогожин. Настасья Филипповна», решённый отчасти драматически, отчасти – пластически. Зрителю пришлось сосредоточиться именно на внетекстовой реальности: субтитров по техническим причинам мы были лишены.

RQVU6U9zEdg

Интересно, как интонации Мышкина – своеобразная смесь из юродства, уничижительности и достоинства одновременно – что у прошлогоднего японского, которого мы так часто вспоминаем, что у театра «Странник», что у «Nie Ma» – улавливаются с первых секунд и не требуют пояснения, будто существуют вне времени и даже языка в тексте Достоевского. Настасья Филипповна же везде раскрывается по-разному. Здесь она – скорее тень от той женщины, которой она некогда была, и вся её витальность, неудержимость и характер уже полуприкрыты саваном. Поэтому в момент убийства она уже мертва, и этот акт воспринимается скорее как констатация физической смерти.

guQP7M2RGgI

Настасья Филипповна здесь – по большому счету функция. В частности, она обнажает героев: ножом она сдирает на мужских рубашках пуговицу за пуговицей, ударяющихся со звоном об пол. Обменивает нательные крестики Рогожина и Мышкина. Её «дом» на сцене – стол, который оборачивается то кроватью, то гробом, то игральным столом, где она – главная ставка, тоже предмет. И её поцелуи, её признания, её зацикленные по-баушевски движения, её лицо на экране – то, что делает тень объёмной, но не делает живой.

9uTfYy7Co5w