Сегодня в рамках нового совместного проекта сетевого издания «ВНовгороде.ру» и Новгородского музея-заповедника мы отправляемся на самую окраину областного центра, где, хочется верить, не раз бывал каждый новгородец, а также ступала нога не одного миллиона туристов со всего мира – в Витославлицы. Но на этот раз вы увидите уникальный новгородский музей народного деревянного зодчества глазами человека, стоявшего у его истоков, и который приложил руку к созданию экспозиций на территории музея под открытым небом.

Новгородский музей деревянного зодчества ведёт свою историю с 1964 года, а сколько лет жизни Вы посвятили Витославлицам?

- Знаете, я не посвящала свои прошедшие года Витославлицам – просто прожила с ними 43 года, а с Новгородским музеем – ровно полстолетия. Попала я в музей, не поступив в Академию художеств. И моя работа началась с обработки негативов, которых накопилось несметное количество. Но захлестнуло меня сразу, потому что всё это происходило в Грановитой палате. Очень скоро я перешла в экскурсоводы. Работать экскурсоводом было престижно и интересно. Это было время всемирного экскурсионного потока. В этом потоке заведующая отделом выделяла «интересантов», так она называла сотрудников НИИ, физиков и лириков, которые ехали в Новгород не за кобальтовыми чайниками, а за возможностью увидеть культурный слой в раскопе и древнее зодчество. Каждый, уезжая, невольно, увозил свой образ Новгорода. Но как все грандиозное Новгород оставался для многих великой тайной истории. Экскурсоводам приходилось нелегко. Мизерная зарплата в сумме 75 рублей уходила на обувь. Поэтому все сами вязали и шили наряды. Директор музея Таисия Алексеевна, которая любила молодёжь, следила за прогрессом каждого сотрудника и старалась взрастить в нас чувство профессиональной чести.

Вспоминаю одну историю, которая помогла Новгородскому музею получить первый автобус. В начале 1970 –х гг. нас вечером отправили рейсовым автобусом в деревню Веретье читать устно журнал «Александр Невский», который, как оказалось, в объявлении на клубе числился спектаклем. Видя наше изумление, руководство нам объяснило, что другим способом на лекцию народ не загонишь. И всё же овации по окончании символизировали немеркнущий интерес к личности новгородского князя. Но на автобус мы опоздали, водитель легковой машины погрузился в непробудный сон и оставался единственный вариант возвращения в Новгород: поездка на некрытой грузовой машине. Погода была самая ужасная – пронизывающий ветер со снегом. И вдруг секретарь парторганизации, осененный мыслью, воскликнул: «В гробы, конечно, в гробы. У нас в правлении стоят новые гробы» и резонно заметил: «Не довезут вас живьём, постелим одеяла, крышками накроем. И спите себе все сорок километров».

На совещании в Министерстве культуры наша заведующая рассказала о сложностях просвещения, и вскоре музей получил синюю «Кубань», которая ещё много лет пылила по дорогам Новгородчины. Вскоре я перешла в художественный отдел музея, а в 1975 году, получив диплом искусствоведа, я приняла судьбоносное решение. И стала научным сотрудником музея деревянного зодчества: с этого момента у меня началась новая жизнь.

Я хорошо помню, как создавался музей. В 1964 году в южных окрестностях Новгорода началось музейное строительство. Это был грандиозный созидательный процесс. В 1967 году он стал музейной организацией, филиалом Новгородского музея. И как только были перевезены и собраны два первых храма, нам, экскурсоводам, было дано задание немедленно подготовить экскурсию по деревянному зодчеству. В то время наше деревянное наследие не было столь популярно, да и музеев под открытым небом ещё практически не было. Но именно тогда зарождалась большая эпоха музейного деревянного зодчества. Государственные постановления позволили перевозить постройки из мест, где не было возможности обеспечить их сохранность. На реставрацию деревянной архитектуры были выделены большие средства. Новгородцам повезло, что Новгород оказался в числе городов, которые сумели собрать силы для создания музея. Мы знали, что проектирует музей и руководит работами Красноречьев. Мы, музейщики, очень гордились, что лично знаем обаятельного, умного архитектора. В 1968 году в музее появились первые экскурсанты. В то время недалеко от Курицкой церкви стоял дом, в котором ещё жили люди. Среди них был колоритный житель, который при появлении туристической группы выходил с гармошкой, садился под дуб и пел на разрыв. Иногда это радовало экскурсоводов, потому что построек в музее было только две, экспозиций ещё не было, знаний было недостаточно. В эти годы книг по деревянному зодчеству было мало. Сейчас же в свободном доступе находится много литературы, в том числе опубликованные труды Леонида Егоровича Красноречьева по реставрации нашего музея.

В 1970-е годы нас было двое с заведующей Л.А. Филипповой, затем трое, заваленных проблемами и документацией. Представьте, постоянно везут памятники, собрали избу. А полки в фондах пусты, потому что настоящие этнографические исследования и комплектование коллекции ещё впереди... Наверное, непочатый край работы нас и вдохновлял. Это необъяснимое чувство радости от каждого достижения бывает с теми, кто идёт первым по непроторенной тропе. Но неминуемы и ошибки.

Но вы делали, что могли, время такое было…

Именно. А главное – был неповторимый дух созидания, который передавался каждому сотруднику. Постепенно музей стал расширяться. Мы очень долго добивались того, чтобы у нас появился этнограф, который бы организовал и направил нашу работу в нужное русло. Тогда пришёл Михаил Иванович Васильев, и наши экспедиции стали комплексные и более осмысленные. В это период мы ездили в экспедиции по 4 раза в год, каждая длилась по 20 дней, хотя дети к тому времени уже были. К счастью, все мы были молодые и активные. На время освобождались от семейных обязанностей и полностью погружались в нашу деревню. Тогда нам казалось, что всё там последнее: уходящая культура. А мы, во что бы то ни стало, должны сохранить наследие для потомков. Даже во времена так называемого застоя и жуткой нехватки денег в 1980-е, мы продолжали ездить в экспедиции и были согласны на любые условия – ночевали в палатках, ходили пешком, носили на себе предметы для будущих экспозиций, которые потом грузили в приезжавший за экспонатами грузовик. Так мы и наполняли фонды, создавая нашу этнографическую коллекцию.

Сейчас, смотря с высоты прожитых лет, понимаю, что это было золотым временем, потому что тогда ещё были живы так называемые информаторы – люди, которые были связаны со старым бытом, хранили традиции, их чердаки ещё ломились от вещей, которые становились экспонатами. Несмотря на то, что на дворе XXI в., мы и сейчас продолжаем этнографические экспедиции, которые далеко не все музеи страны могут себе позволить! Ведь и сейчас, при отсутствии информаторов, можно найти шедевры.

Что входит в Ваши обязанности как хранителя?

- Самая первая и главная обязанность – обеспечение сохранности памятников (осмотры и своевременные заявки на ремонт при обнаружении, например, протечек, деструкций, порчи вредителями и т.п). Хранитель и архитектор, которые знают свои памятники лучше, чем кто бы то ни было, должны работать согласованно. Ведь наши объекты исчисляются единицами, а не тысячами, как другие фонды. И для каждой из построек хочется сделать максимум возможного.

Раньше, когда только перевезли объекты, многие культовые постройки стояли закрытыми и долгие годы ждали своего времени и встречи с посетителями. Поэтому, перейдя в хранители, я начала новую программу «Спасённые реликвии». Мне захотелось обратить внимание на культовые постройки, напомнить современникам, что для крестьянина церковь была центром мироздания, а со строительством часовни у людей появлялся покровитель деревни.

В 1980 году была вывезена часовня из деревни Малышево Пестовского района. Как оказалось, она была посвящена Марии Магдалине. Местные жители дали обет Марии Магдалине построить за один день часовню, ей посвященную, потому что в день святой ежегодно выпадал град и бил посевы. Но это было в XVIII в. Потом, конечно, часовню перестраивали, улучшали её внешний вид. В прошлом году нам принесли маленькую посылочку для сотрудников музея из этой деревни, где осталось всего несколько человек. В коробке была большая свечка и маленькая иконка Марии Магдалины. Люди попросили зажечь свечу в часовне хотя бы на пять минут, чтобы святая Мария Магдалина знала, что они её не забыли и молятся ей.

Посвящение всех перевезенных часовень было нам неизвестно, пришлось провести исследования, чтобы объекты не оставались безымянными. И очень трогает, когда на водосвятный молебен Петру и Павлу у часовни из деревни Гарь приходят женщины, которых в ней когда-то крестили.

Сейчас у нас идёт большая реставрация, и мы ждём больших результатов от этой работы. Я считаю, что нам очень повезло, поскольку за 50 лет, несмотря на все усилия, многие памятники обветшали, ведь деревянному зодчеству уделялось не очень много внимания.

И это при том, что исследователи высоко ценят его?

Да. Я согласна с одним из исследователей, который назвал деревянное зодчество русским дыханием, это действительно истинно русская архитектура и, вне всякого сомнения, наше великое национальное достояние. Мы рады тому, что идёт процесс ремонта и реставрации наших памятников, и с нетерпением готовимся к открытию обновленного музея.

Новгородцы увидят новые экспозиции?

Разумеется, в том числе и в культовых постройках. Сейчас я занимаюсь воссозданием иконостасов. С нами также сотрудничают студенты Санкт-Петербургской художественно-промышленной Академии им. Штиглица, которые пишут копии икон. Поначалу мы искали и пробовали разные пути. Сами понимаете, условия хранения у нас очень своеобразные – температурно-влажностный режим почти как на улице, и это сказывается на состоянии сохранности икон. Мы, конечно, привозим подлинные иконы на выставки, родные – в церкви Рождества Богородицы, например, у нас была выставка «Ради храма твоего». Это самая древняя наша постройка, 1531 года. Теперь готовим к открытию Малышевскую часовню – здесь мы покажем народную традицию – одевание ризами икон.

А вот неподалеку стоит маленькая Никулинская церковь. О ней хочется сказать пару слов отдельно. Когда я начала ею заниматься и дернула за ниточку, начал распускаться настоящий клубок информации. Раскопать историю объекта – это не всегда везение, а и огромная работа в архивах. Ведь для того, чтобы выявить и найти нужные документы, необходимы опыт и знания. Так мы выяснили, что 7 икон из этой церкви были вывезены в 1959 году и оказались в Эрмитаже. Врата (середина XVI века) оказались во Псковском музее. Кроме того, в фондах нашего музея удалось выявить иконы и кресты, которые исторически связаны с храмом. Сейчас идёт восстановительный комплекс работ, наши реставраторы раскрыли в результате надписи на ряде икон. В этой церкви мы планируем воссоздать внутреннее убранство. Совсем скоро исполнится 420 лет этой церкви, и мы хотим сделать выставку «Сбереженный мир» в кремле, ведь помимо церковных предметов, у нас имеется много фотоматериалов. По окончании выставки мы откроем интерьер с иконостасом. И это будет в год 55-летия Витославлиц.

Сейчас мы приступаем к осуществлению идеи воссоздания убранства нашей знаменитой Курицкой церкви. У неё глубочайшая трагическая история: её приходилось переносить, поскольку постоянно размывало берег, её хотели разбирать - за неё постоянно боролись. Поскольку она оказалась в центре внимания учёных и была поставлена на учёт, собственно говоря, она и сохранилась. После Великой Отечественной войны она уже числилась в списке памятников, подлежащих охране.

- Вы сказали о восстановлении первоначального убранства церквей, но, очевидно, ни один из музеев уже не отдаст то, что, по сути, принадлежит новгородцам. И теперь нам предстоит довольствоваться копиями.

Частично да, но они хорошего качества! Мы пошли двумя путями: первое направление, о котором я упомянула выше, выполнение живописных копий студентами. Второй вариант, на мой взгляд, оказался неплохим: московская фирма ООО «София» делает фотокопии икон на эмалевой основе с воссозданием рельефа доски. И будем наблюдать за результатом. Рамная конструкция иконостаса XVIII-XIX вв. вывезена вместе с храмом.

Именно так и видел «Витославлицы» Леонид Красноречьев?

Что касается культовой архитектуры, Леонид Егорович не мыслил ее без внутреннего убранства. И вообще он говорил, что памятники должны служить людям…

А что касается всего музейного комплекса, мы действуем по Генеральному плану. При этом пытаемся делать музей живым. Ведь какой-то посетитель в книге отзывов в 1970-е годы написал: «Это настоящее кладбище».

Леонид Егорович мыслил создать здесь заповедник образцов деревянного зодчества в виде парка со свободным доступом, где все, гуляя, будут наслаждаться красотой деревянной архитектуры. Но оказалось, что люди ещё не готовы просто гулять. Увидев изгородь в прибалтийских музеях, Красноречьев поставил традиционную косую изгородь и сказал, что её можно будет убрать, когда люди начнут иначе относиться к своей истории.

Как Вы сами считаете, перевезённые сюда церкви должны использоваться по прямому своему назначению или оставаться только музейным объектом?

Почему же. У нас есть действующая освещённая часовня Петра и Павла, после реставрации мы её снова будем освещать. Там несколько раз в год проводятся службы. Что касается остальных объектов, то есть несколько путей совместного использования. Например, в приделе собора Рождества Богородицы Антониева монастыря, музейном объекте, проводится служба в День Антония Римлянина.

Но затрудняет этот процесс материал памятников. Сопутствующие службам свечи – это всегда живой огонь, опасность для деревянных построек. К тому же у наших памятников много и других врагов помимо огня — это плесень, влага, протечки и прочее. Мы, конечно же, за выражение главных функций храмов, но не во всех объектах это будет возможно.

А сколько людей бывает на объекте?

- В год «Витославлицы» посещает порядка 200 тысяч человек. Пока мы отстаём от Кижей, но стабильно опережаем иркутские «Тальцы» и архангельский музей «Малые Корелы». Наш Новгород с давних времен стоит на путях, поэтому поток туристов к нам идёт с разных сторон. Музеев под открытым небом подобных нашему в нашей стране порядка 30, но наш и до этой масштабной реставрации выглядел достойно.

Людмила Владимировна, не могу не спросить о мерах безопасности в свете недавнего печального события в Карелии, где из-за пожара была потеряна уникальная Успенская церковь XVIII века.

- Очень сложно представить, какая это утрата, она невосполнимая. Это удар по людям, особенно жителям Кондопоги. Я была там год назад и была рада возможности постоять в подлинном пространстве. Мы думаем о защите наших объектов. Главное, что у нас появится после реставрации — новая система молниезащиты. Сотрудники музея постоянно проходят инструктажи, у нас в памятниках установлена охранно-пожарная сигнализация, имеется оборудование на случай внезапных ЧП. Это очень страшно, ведь огонь распространяется мгновенно. В качестве дополнительного способа защиты у нас будет видеонаблюдение на территории. Это очень важно, ведь однажды пожар произошел и у нас. Это было в 1990 годы. Тогда сгорела ветряная мельница, в которую забрались рыбаки и, видимо, закурили… И за один миг уничтожили памятник и чужой труд. Сегодня за объектами ведет наблюдение и Росгвардия, и сотрудники музея — одним словом, мы пытаемся делать всё возможное и от нас зависящее, чтобы защитить объект.

Людмила Владимировна, вернёмся к вашей биографии. Вы сказали, что не поступили с первого раза. Как дальше сложилось с обучением?

Через год я с лёгкостью сдала экзамены и поступила в Лениградский институт им. Репина. Училась заочно и даже хотела перевестись на очное отделение, но декан убедил, что работа в Новгородском музее для искусствоведа перспективна. Сейчас я продолжаю общаться со своим преподавателем, Ниной Сергеевной Кутейниковой. Она теперь профессор, член-корреспондент Академии художеств. Я была её первой дипломницей. Я выбрала сама административную стезю, проработав 27 лет заведующей музея деревянного зодчества. Иногда появляется ощущение, что я что-то упустила, из-за того, что не стала полноценным искусствоведом. Но вместе с коллективом мне удалось сделать наш музей хранителем народной культуры и прожить с ним годы его становления.

Знаете, когда я пришла, в новгородском музее работали порядка 30 человек, им тогда было всего по 27-30 лет, но они мне казались тогда умнейшими людьми эпохи. Просто это особая среда специальных знаний. Леониду Егоровичу, когда он написал о церкви Рождества Богородицы из Передок, что это самый изумительный памятник Новгородской области, было всего 29 лет. Мне выпало счастье работать с несколькими поколениями музейщиков, в том числе с теми, за кем будущее нашего музея. Это другое поколение, но всех объединяет любовь к музею. А предыдущему поколению музейщиков я благодарна за то, что они научили меня дышать с восторгом и легко музейной пылью и научили любить музейное дело.

Мой интерес к народному культуре, возник через дружбу с новгородским художником Владимиром Гребенниковым и его семьей и Владимиром Поветкиным, у которого я училась и прясть, и ткать, и петь под балалайку. А в 1975 году я оказалась на разборке церкви Успения в Никулино. Меня тогда увлек и поглотил труд плотников, которые все делали вручную, берегли каждое бревно, каждую деталь. Теперь я могу сказать, что деревянное зодчество это то, что дает мне силы, ощущение гармонии. За особенное ощущение больше всего люблю Никулинскую церковь. Курицкая церковь — это же настоящая легенда, на восстановление которой ещё в дореволюционное время люди жертвовали свои завещания. С ней связано столько имён архитекторов, как ни с одной другой. Её спасали в разные времена: Шварц, Барановский, Ополовников, Красноречьев. Нынешний проект реставрации готовил молодой архитектор Мальцев.

Как ваша жизнь при этом складывалась, если периодически приходилось личную жизнь ставить на паузу?

Витославлицы — это моя жизнь, не просто работа, поэтому я не отделяю одно от другого. Вся моя семья была связана с музеем. Вы знаете, поначалу мы тут даже выходные проводили семьями, огороды копали, чтобы было похоже на крестьянские действующие избы. У меня, кстати, огород был на двоих с Сергеем Пухачевым, и выходные дни наши дети проводили тут же рядом с нами. Сын Егор здесь делал этюды, его отец, Александр Алентьев – наши выставки. Может, это чересчур жить в работе? А, может, в этой неразделённости и есть для меня глубокий смысл. Поэтому у меня много друзей, которые мне близки по профессиональной деятельности. И для меня важно общение с ними. Но со старыми друзьями и родственниками бывать очень люблю, потому что попадаю в другое измерение. Дорогу люблю, транспорт нравится любой, даже лодка. Хотя я дважды тонула. Чтобы прочувствовать, люблю смотреть культурное наследие одна.

Очевидно, любовь к путешествиям у вас в крови?

Я офицерская, дочь, папа был командиром эскадрильи, лётчиком, а мама — лейтенант медицинской службы. Родители прошли всю войну, я и родилась в военном городке Забайкалья. Когда папа демобилизовался, мы переехали из Кречевиц в Новгород. Несмотря на то, что родители мои родом были из деревень Пензенской и Орловской области, в семье всегда была тяга к культуре: нас возили с сестрой в музеи, на балет, учили в музыкальной школе. Однако я хотела стать геологом, это было тогда очень модно, кроме того, в роду у нас геологи были. Но мама мне сказала, что рюкзак с рудой за спиной и дети брошенные — не для женщин. И я послушалась. Не пошла и в журналистику, хотя идеи такие были и советы со стороны учителя русского языка и литературы. Не стала я и следователем. Отступилась от мечты, по сути. Но встав однажды на музейную дорогу, я попробовала себя в разных ипостасях: следователя – мы постоянно ищем информацию, расследуем историю наших объектов и экспонатов; журналиста – писать приходится, а также бываем в этнографических экспедициях — ну чем не геологи? Наверное, мечты юности всё-таки осуществились, потому, что не было разочарования от музейной работы никогда. Конечно, были неудачи, были трагедии, были ошибки, но когда я иду по благодатной земле Витославлиц, иногда думаю, какая же я счастливая.

А закончу я интервью словами надежды, что наши новгородцы будут гордиться богатейшим культурным наследием, среди которого они живут.

Благодарю Вас!

Справка «ВНовгороде.ру»:

«Витославлицы», один из интереснейших музеев народного деревянного зодчества России, располагается на берегу озера Мячино близ Юрьева монастыря в историческом ландшафте. Здесь в XII веке был основан Пантелеймонов монастырь, археологические останки которого сохранились. Частично сохранился усадебный комплекс гафини А.А. Орловой –Чесменской. В 1964 году на территорию Орловской мызы был перевезён первый экспонат – церковь Успения Богородицы 1595 года из села Курицко. Сейчас в музее собраны лучшие сохранившиеся до наших дней образцы народного деревянного зодчества, открыты этнографические экспозиции.

В 2018 году здесь завершается первый этап комплексной реставрации ряда объектов. В настоящее время проводится модернизация внутренних и внешних инженерных сетей, благоустройство территории объектов деревянного зодчества. Продолжается сборка Курицкой церкви, реконструкция деревянной мельницы начала XX века. В ней впервые разместится экспозиция, посетители которой смогут увидеть интерьер и механизм сооружения. Во время праздников мельницу будут приводить в действие. Кроме того, ведётся полная реставрация усадебного дома графини А.А.Орловой-Чесменской. Второй этап реставрации деревянных построек коснётся четырёх изб, трех церквей и часовни из деревни Кашира. Отметим, восстановительные работы идут в рамках проекта Министерства культуры РФ и Международного банка реконструкции и развития «Сохранение и использование культурного наследия в России». Всего в проект вошёл 21 объект деревянного зодчества и усадебный комплекс графини А. А. Орловой-Чесменской. Комплексная реставрация музея народного деревянного зодчества «Витославлицы» завершится в 2019 году.

Фото из личного архива Л.Паршиной и группы музея в ВК