Сложные темы для детей и подростков – это такая актуальная сегодня тема для дискуссий и театрального творчества. В апреле прошлого года театр «Малый» проводил марафон с чтением немецкоязычных пьес подобного направления. Вчера мы очень кратко показали бельгийский взгляд профессионалов.

И вот постановка Cain und Abel, созданная compagnia rodisio (Италия) и TAK Theater (Лихтенштейн), демонстрирует решение одной из таких тем через танцевальную хип-хоп стилистику. Правда, было забавно смотреть сюжет о соперничестве Каина и Авеля сразу после борьбы за Burken в спектакле Анны Внук компании ZebraDans. Но такова жизнь, которая и на сцене бьет ключом.

Хореографы Мануэла Капече и Давид Доро адресуют свою работу детям от 8 лет. Переживание братской любви, соперничества, зависти, убийства, наконец, должны найти отклик у подростков. Здесь важно отметить редкий случай, когда фактура исполнителей конгениальна целевой аудитории. Двум симпатичным и озорным парням Эмануэле Сегре и Флориану Пьявано, конечно, даже не по 16 лет, но демонстрируемый ими психологический возраст очень близок и созвучен учащимся средней школы. На этом этапе как раз наиболее сложно завоевать доверие и ограничиться условностями, которые преодолеет воображение. Не сразу понятно, как танцовщикам это удается. Вроде бы нет театральной игры или изображения, их существование не отягощено художественным поиском и идет от чистого, искреннего понимания задачи рассказать историю движением.

doc27425420 444636426 Но вот тут начинаются вопросы. Чем хип-хоп принципиально отличается от других средств выразительности для этого сюжета? Кроме того, что хип-хоп баттл становится знаком соперничества. Да, танцовщики азартно и эффектно исполняют комбинации, смотреть на это, даже сопереживать – приятно. Но в оглушительном саундтреке мы не слышим ни одной хип-хоп темы, а, наоборот, эстетскую классику (вроде опять же знаковой «Силы судьбы» Верди), госпел или джазовую версию The Sound of Silence (и снова знаки???). Хип-хоп танец и под такую музыку смотрится дерзко. Но чего-то не хватает.

Будто чувствуя это, режиссеры вызывают в качестве помощника экран. На нем транслируется текстовое либретто, в грубом пересказе: жил мальчик Каин, потом у него появился младший брат Авель, братья любили друг друга (хотя нам показывают ироничную и довольно затянутую сцену мальчишеских поддразниваний, где Авель выглядит далеко не образцово, наглым и самодовольным хулиганом); однажды им надо было пройти некий тест, и выиграл Авель (и снова селфи со зрителями, много изобразительной суеты), и тогда Каин решил действовать. «Не убий» – грозит финальный слайд. Ещё экран выплевывает множество философичных лозунгов, призывающих зрителей понять, кто он есть, чем отличается от животного и прочее. Мы видим документальные кадры охоты леопарда на крокодила, мелькающую наивную (в качестве художественного направления) графику и фото героев в раннем детстве.

Журналист и один из хроникеров фестиваля Оля Арбат заметила, что появление в действенном объёме спектакля предметов нарушает эстетическую систему. Но тут немного хочется защитить режиссеров. Всё-таки, спускающаяся с высот золотая корона – знак победы Авеля – в декоративной отделке рифмуется с серебряной бейсбольной битой, которой Каин убивает брата. Вот вам и символика цвета: золото – первый, серебро – второй.

doc27425420 444636434

Cain und Abel со всеми своими решениями и находками выглядит образцом наивного искусства, где архетипы библейского предания пропущены через приемы культуры XXI века. Как бы то ни было, спектакль действительно позволяет увидеть непростые темы и их трагическое разрешение. Довольно долго стоит Каин над телом поверженного брата, пока саднящий ужас не начинает пробирать сознание и вести к осознанию… Хотя, композиция почти кольцевая – как и в начале, братья располагаются друг против друга, мизансцена повторяется, история воспроизводится. А жаль, хотелось, чтобы эти Каин и Авель стали последними жертвами зависти и насилия на земле.

Спектакль прошел при поддержке генерального консульства Италии в Санкт-Петербурге и Итальянского института культуры в Санкт-Петербурге.

Наш дневник идет не только по горячим следам показов. Мы рады представить еще один взгляд в специальной подрубрике. Поэт и перформер Яна Лебедева рассказывает о спектакле ZigZag компании étantdonné из Руана (Франция).

Отражения/Reflections

Считаю просто жизненно необходимым сделать маленький (ну, не совсем маленький) комментарий о том, как надо и как не надо смотреть и воспринимать театр движения.

Разговаривать об искусстве танца человеческим языком для меня – это подчеркивать его, языка, бедность и недостаточность. Тело как инструмент воздействует напрямую, ловко обходя рациональное, вербальное, именно поэтому важнее всего при просмотре не пытаться объяснить, не включать внутренние субтитры, поясняющие картинку, сюжет. И вот тогда ты чист, пуст, а человеческое тело дышит, двигается прямо перед тобой, и ведь как это удивительно – ты смеешься, плачешь, удивляешься, боишься, испытываешь – всё понимаешь без подсказок, и лучше бы было избежать утонченных разговоров после, во время которых непременно окажется, что что-то недопонял, недоосознал, недовербализировал. И не надо, не надо. Как бы получше сказать, пластические спектакли в моем представлении чувствуются животом, шкурой. В документальном фильме Вима Вендерса звучат такие слова Пины Бауш: «Безусловно, бывают ситуации, которые лишают вас дара речи. Вы не можете ясно выразить свои чувства. Слова не способны ни на что другое, кроме как предвосхищать то, что они не в состоянии выразить. Думаю, именно тогда на помощь и приходит танец». И я об этом.

Развивая эту мысль, можно понять, почему детям, вероятно, проще и интереснее смотреть постановки с движением – им не приходится пробираться сквозь тернии уже увиденных и услышанных историй, не надо тайком опускать глаза в либретто или судорожно искать слова, чтобы потом рассказать друзьям. Спектакль ZigZag по задумке постановщика – детский, игрался и играется для детей, но тут стоит оговориться, «всех возрастов». Сначала в мою мятущуюся душу закралось сомнение – понял бы ребенок, осознал бы, прочувствовал бы? И потом пришло осознание, что да, и еще в большем объёме, чем я.

История без начала и без конца, без кульминации. Она будто иллюстрирует базовую восточную концепцию о том, что жизнь – это путешествие, а не цель, и постановка получилась путешествием, где есть место юмору, легкой грусти, ностальгии и усталости. И все эти грани – в руках, а точнее, в ногах Эмили Мезьер.

Не могу не отметить её мягкий, сконцентрированный и лаконичный язык движения. Всё как-то по-хорошему аккуратно, без надрывов и изломов, но с тем, что в танце называется «наполненность». Это же подчеркивал визуальный и музыкальный ряд – ничего лишнего, много воздуха и свободы. Тягучая и земная лёгкость, лёгкость не птицы, но человека, спокойно и уверенно проходящего свой путь.

В интервью одного из постановщиков Жерома Феррона Алёне Штрейс (пресс-центр фестиваля), самые первые строки – три слова, которыми создатели спектакля описывают его, цитирую: «Путешествие. Поэзия (как искусство). Игра». Я, кажется, это увидела, рассмотрела, за что бесконечно благодарна.

DSC 0100