40 лет назад ограниченный контингент советских войск вступил в Афганистан. Первые подразделения появились в Афганистане ещё 25 декабря. Боевые действия начались со штурма дворца Амина – президента, который и пригласил советские войска в свою страну. Продолжавшаяся десять лет война унесла жизни 42 жителей Новгородской области.

Своими воспоминаниями с нами поделился Сергей Константинов, служивший в Афганистане в 1982-1984 году.

– Я окончил восьмилетку в деревне в Дновском районе в Псковской области, потом в Новгороде – ПТУ в Юрьеве, учился на монтажника радиоаппаратуры. В 81-м выпустился, поработал на заводе. А 7 мая 1982 года меня призвали в армию. До этого у меня были три прыжка в клубе у Каберова – стандартная подготовка для десанта. И меня признали годным для ВДВ, хотя я не очень подходил в десантники – невысокий, весом килограммов сорок. Сначала был 226-й учебный полк под Каунасом. На входе у КПП стоял бюст – Герой Советского Союза Николай Чепик. Парнишка молодой, в берете. Сопровождавший нас офицер сказал, что парень погиб в Афганистане, подорвал себя, чтобы не попасть в плен, раненым будучи.

103-я дивизия ВДВ, куда я потом попал, 27 декабря вошла в Афганистан. Первый крупный бой ограниченного контингента был с перешедшим на сторону контрреволюции афганским полком у кишлака Шигал в феврале 1980 года. На его разоружение бросили батальон 317-го, батальон 350 полка, афганский батальон, артиллерию и авиацию. Были большие потери – пятьдесят убитых и раненые. Двое стали посмертно Героями Советского Союза – Николай Чепик и Александр Мироненко. Там же погиб первый из новгородцев – Александр Никитин из Старой Руссы.

Пять месяцев я проходил обучение на наводчика-оператора боевых машин десанта. В принципе, нас уже там готовили для Афганистана.

Затем с неделю мы поболтались в Витебске на пересылке. Каждую ночь прилетали дембеля из Кабула, и наши улетали им на смену. Нам с товарищем там надоело, мы попросили начальника пересылки побыстрее нас отправить. И в ту же ночь улетели в Кабул, где попали в разные полки. Я – во второй батальон 317 полка. Он охранял дворец лидера Народно-демократической партии Бабрака Кармаля и патрулировал город. А мы, 18-летние пацаны, считали: если попал на войну – надо воевать. Мы с парнем из Пскова попросились в третий батальон. В Кабуле я прослужил всего дня два-три. А третий батальон стоял в провинции Гильменд возле её главного города Лашкар Гах.

До Кандагара мы летели на Ан-12, дальше на вертолёте. Батальон – триста человек с тремя танками, батареей «Градов», вертолётной эскадрильей стоял в пустыне. Вокруг лагеря был сделан вал, в центре – плац, вокруг него палатки.

Условия довольно тяжёлые, очень жарко. А зимой, бывало, что когда из-за тумана не прилетали вертолёты – сидели без еды.

В батальоне было много украинцев, ребят с Урала, были два прибалта, переводчик-таджик.

Мы сопровождали до Кандагара грузы, которые шли из Союза: горючее, боеприпасы, стоиматериалы, гуманитарка – километров 150-170.

Во время каждого сопровождения нас обстреливали. Только входим в зелёную зону, где-нибудь у реки: стрельба. Если вертушки в этот момент нас не сопровождали, мы просто прибавляли скорость, стволы – направо-налево и фигачили, не отрывая пальцы от гашеток – лишь бы выскочить. Бензовозы при попадании разлетались на атомы. Бывали у нас убитые и раненые.

В Кандагаре наши строили пятиэтажки, больницы. А вот окраину страшно вспоминать. Там к элеватору подступала «зелёнка». И на уровне стволов бронетранспортёра там деревья были срезаны нашим огнём.

А душманы – сделав десяток выстрелов, в случае удачи, подорвав «наливник» (автомобиль с горючим), а может и БТР, они тут же растворялись. Наверное, где-то начинали мирно мотыжить землю.

Когда разведка обнаруживала банду в «зелёнке», мы её уничтожали.

Если во время рейда начиналась стрельба по нам из деревни, а тем более, если у нас появлялся «груз» – вызывали вертолёты и через час шли уже по развалинам. Скорее всего, те, кто стрелял, и не были жителями этих деревень.

Всё-таки я их называю бандитами. Какие они моджахеды? Моджахеды – это бойцы за веру. Но мы мечети не взрывали, молиться не запрещали.

Среди убитых мы встречали африканцев, восточноазиатов.

В сопровождении в рейдах по очистке «зелёнки» с нами всегда были царандойцы – афганские военные. Нормальные парни. Хадовцы – их кэгэбэшники – эти были крутые: очень идейные, обученные в Союзе.

Город я видел только в перископ. Никаких увольнений не было. В Кандагаре я как-то раз побывал на концерте Кобзона.

Через десять месяцев меня ранили пулей в плечо. Лежал пять месяцев в госпитале в Риге. Когда меня грузили в вертолёт, сказал: «Ребята, я вернусь». И в самом деле, в январе вернулся.

А в мае я снова был ранен, на этот раз легко. Полтора месяца пролежал в Кандагаре в медсанбате. В часть я уже не вернулся. С нашими дембелями улетел в Кабул, где нас переодели в парадную форму. Потом – самолёт в Ташкент и поезд до Москвы.

В Новгороде я поступил работать на завод «Волна». Однажды вызывают в областной военкомат. Там офицер: «За речкой» служил?» – Да. – Награждён был? – Нет. – Значит, будешь». Оказывается, я был представлен к медали «За отвагу». Вручали её на заводе 23 февраля 1985 года. Меня посадили в президиум. Полковник при всех вручил мне медаль. И мне показалось, что после этого у моего заводского наставника дяди Паша, который дошёл до Берлина, и других ветеранов, как будто свет взгляда изменился, они на меня уже смотрели не снисходительно, как будто приняли меня к себе.