А вы знаете, что спектакли фестиваля смотрел один весьма знаменитый персонаж? Это Тео, театральный капитан, придуманный музыкантом и писательницей Ниной Дашевской («Я не тормоз», «День числа Пи»). Вновь Великий Новгород в эти дни посетила и переводчица Ольга Варшавер («Удивительное путешествие кролика Эдварда» Кейт ди Камилло, а кроме этого ещё огромное количество замечательных книг). У новгородского театра «Малый» много друзей, которых объединяет профессиональный интерес к искусству.
Сергей Козлов, театральный критик
Как и театровед Елена Горфункель, театральный критик из Риги Эдит Тишейзере стала одним из постоянных участников KINGFESTIVAL. Услышать лекцию о современном театре высокого профессионала и интереснейшего человека – большой подарок от организаторов. Правда, госпожа Тишейзере решила отступить от заявленной темы и рассказать международной аудитории о творческом пути латвийского режиссёра Алвиса Херманиса, оставив Райниса на финал.
В последнее время имя Херманиса нередко появляется в новостях, в том числе и на политическую тему. Художественный руководитель Театра Наций Евгений Миронов недавно обратился к президенту России с просьбой разрешить Херманису въезд в страну для постановки спектакля о Михаиле Горбачёве. В других европейских странах он тоже персона нон грата. А на лекции шла речь о том, что политические убеждения – не самая интересная сторона этой личности. Херманис – режиссёр, воспевающий жизнь простых людей, который умеет взять её из подлинно художественного материала. Нежность, поэтичность (не путать с умилением и сентиментальностью) он приносит на современную драматическую и оперную сцену.
С трепетом и волнением мы подходили к этому пункту программы: выступлению хозяев фестиваля. Те, кто не раз видел «Лебединое озеро» на сцене театра «Малый», знают, что в нём много текстовой импровизации. А посмотреть спектакль должны были гости из Франции, Италии, Дании, Германии, Эстонии, Латвии… И сложно передать эмоции от нового пласта, который появился в постановке Надежды Алексеевой благодаря субтитрам на английском языке. Ещё с утра Эдит Тишейзере говорила о разных каналах восприятия зрителем визуальной информации со сцены – игра актёров, экраны, трансформации сценографии… И мы будто сразу же увидели озорную пародию на эту сторону современного театра.
Над комнаткой, где на зов Марины Мироновны и Елены Евстигнеевны летят лебеди, царствует чёрный экран с титрами. Безудержное актёрское хулиганство порой так уносило Марину Вихрову и Елену Федотову от договорённости о содержании, что им время от времени приходилось сверяться с английским. Делая это открытым приёмом, рассказчицы ещё смешнее разрушали театральные условности, превращая лёгкий интерактив для детей в дополнительные краски постмодернизма.
«Лебединое озеро» наряду с деконструкцией сказочного сюжета, пародированием, признанием в любви к искусству, говорит о силе воображения. Мы окружены неперевариваемым количеством традиций, знаков и символов, архетипов и шаблонов. И именно воображение, сценическая эксцентрика помогут разобраться в таком нагромождении интерпретаций интерпретаций (и это не случайный повтор слов, а грамматическая конструкция).
Яна Лебедева, поэт, перформер, руководитель перформанс-группы «Омлет для любимой женщины»
На четвертые сутки стало уже совсем понятно, что профессиональные театральные критики не даром свой хлеб едят. Какое-то охватило ужасное эмоциональное утомление, хоть и приятное. Поэтому первые два события я благополучно проспала (о них читайте выше). День четвёртый был ярким и разнообразным, так что и общей тональности не подвести.
Лекция (или, если быть точнее, мастер-класс) полюбившейся многим Эстер де Кёнинг прошла под заголовком «make it worse». Попробуйте представить себе ситуацию, когда что-то выбивает из колеи – например, потерявшиеся ключи. При этом половина всего кошмара, конечно, творится не где-нибудь, а, как водится, у нас в голове. Так вот. Любую подобную ситуацию предлагается «докрутить»: представить себе тот максимум, которого мы так боимся. В итоге (следите за руками) от проблемы потерявшихся ключей Эстер доходит, постоянно нагнетая атмосферу, до подозрения мужа в измене. Ситуация практически мгновенно становится комичной и теряет свою остроту. Могу ошибаться, но где-то я слышала о таком приёме. Часто бывает так, что мы боимся страха, тоскуем от тоски и тревожимся от тревоги – то есть возникает нечто вроде «сверхчувства». Кажется, над этим мы и работаем, когда пытаемся довести просто неприятненькую историю до абсурда. И еще популярная мысль о том, что, когда мы боимся – стоит спрашивать себя: а что самое-самое страшное, что может случиться? А потом? И что тогда? Таким образом мы снижаем пафос, докручивая интенсивность до предела. По-моему, здорово. Можно попробовать – для начала без свидетелей.
Латвийский театр кукол – если не самый любимый гость KINGFESTIVAL, то уж точно беспощадно борется за право быть единственным властелином ума и сердца. И не только в своём жанре. Сложно представить себе фестиваль без участия его команды. И в этот раз спектакль Дуды Пайва «Золотой конь» по пьесе Яниса Райниса ожидался с особым волнением.
Он получился будоражащим сочетанием небрежности и шокирующей выразительности, невнятного бормотания и острых болевых вспышек. Это постоянный поиск, постмодернистский бег по пространству множества измерений.
От пьесы Яниса Райниса мало что осталось. Драматург Матисс Грицманис переписал сказку под основную идею постановщика, а сам Дуда Пайва в свою очередь ещё меньше интересовался сюжетом. Дело в том, что латышский зритель знает «Золотого коня» как обязательную классику. И знает, какие культурные, исторические и политические аллюзии спрятаны в этом произведении. Кстати, способ работы с текстом напомнил недавнюю работу Надежды Алексеевой «Руслан и Людмила» в театре «Малый». Режиссёр пропускает все сюжетообразующие места в надежде, что его зрители и без того знают, что происходит в оригинале. Потому и речь не о сказке, а об искажениях и болезненном пути к истине.
В спектакле мы видим знаменитую стилистику Пайва с куклами из особого пластичного материала и способом работы актёра. Буквально надевая на себя куклу, актёр может сливаться со своим персонажем, а может быть его тенью или вступать в борьбу. А потому пятерых исполнителей оказывается вполне достаточным для большого количества героев, в том числе и массовки. Герои эти карикатурны, с мертвенно-бледной кожей (естественный цвет материала), безжизненными глазами, фриковатыми причёсками. И буквально разделены.
История начинается со смерти отца трёх братьев, оставляющего младшего Антина в нищете. Старика буквально разрывает пополам, что становится метафорой расколотого мира, поделённого на чёрное и белое. И первый акт Пайва решает представить в виде шахматной партии. Делает он это весьма условно, небрежно, не придерживаясь строгих и изящных правил игры. Напротив, на сцене творится кровавая сумятица. Режиссёр сосредоточился на показе способов убийства от поедания до повешения, расчленения, раздавливания и тому подобного. Сами кукольные персонажи – лишь половинки фигур. За этими гротескно жестокими сценами проглядывает не только сказочный сюжет, но и многочисленные аллюзии на историю Латвии. Средневековое угнетение немецкими рыцарями, революционная борьба в составе Российской Империи…
Кроме сказочно-человеческих героев, в спектакль из пьесы взяты Чёрная мать и Белый отец. Их нельзя напрямую отождествить со злом и добром, жизнью и смертью. Эти мифологические силы скорее явления, порождённые тем самым расколом, двойственность мира. Их объединение (на глазах у зрителей куклы соединяются в единое существо) и может привести к красивому, довольно сентиментальному финалу. Сказки не всегда заканчиваются хорошо. Вот и Антин танцует с принцессой (в этом фрагменте особенно узнаётся исполнительская манера самого Пайва), но есть ощущение, что это только мечта, надежда.
Кроме потрясающих кукол, в «Золотом коне» и выразительные актёрские работы в живом плане. Александр Ионов в роли Чёрного принца – воплощение отвратительного коварства с холодящей властностью. Его антагониста Антина с детским простодушием, беззащитностью и трогательностью играет Друвис Анусанс. Стильный, немного потусторонний Рассказчик – Анрийс Сирмаис. Байба Ванага и Лиените Осипова – многообразие оттенков женской заботы, воинственной отчаянности в жёстком кровавом мире. И невероятно красивая, пробирающая до нутра работа с музыкой и звуком Рихардса Залюпе. Здесь хрусты, гулы, мелодии, голосовые эффекты - особый материал, из которого рождается фантастическая вселенная.
Постановщик спектакля «Золотой конь» Дуда Пайва, как и Эстер, мультипотенциал: танцовщик, актёр, режиссёр, хореограф, создатель кукол. В своём интервью он как раз упоминает о том, что его привлекают слияния разных видов искусства. Создание куклы – отдельный трепетный художественный процесс, который может занять и пять недель. Существование куклы, взаимодействие с ней актёра – один из важнейших пунктов в этой истории. В спектакле много какой-то притягательной и отталкивающей одновременно анатомии: много смерти, насилия, увечий, сопровождающихся вселяющими ужас звуками – хлюпаньем, чавканьем, ломающимися с хрустом костями (рекомендованный возраст – 16+, так что за детскую психику можно не волноваться). История раскрывается с помощью метафоры шахматной игры, что вполне оправданно: в пьесе Райниса есть мистические персонажи – Чёрная мать и Белый отец. Ничего не могу сказать про политическую подоплёку, про исторические контексты, но сюжет разворачивается по канонам сказки, хотя happy end не очевиден: не ясно, сможет ли принцесса Саулцерите («Солнечная Надежда»), проведшая семь лет в стеклянном гробу, наконец отогреться.
А в «Начале» я усмотрела (помимо хип-хопа): крамп, хаус, нижний брейкданс, электрик буги с его liquid техниками и немного contemporary. Усмотреть можно ещё полотна эпохи Ренессанса, а именно – фрески Микеланджело. В целом спектакль очень живописный: формы, линии, динамика, работа со светом и музыкальные контрасты. Можно следовать за библейскими сюжетами, а можно опираться на свой нарратив (с) и следовать за развитием взаимоотношений танцовщиков. Как и танцовщики театра Билефельда, они безупречны по части техники, превосходно чувствуют и себя, и друг друга. И – божественно красивы.
Самоопределение творца всегда важно. Он имеет право рассказать, в каком жанре существует и вообще, чем занимается. Яна уже отметила, что L’IniZio лярошельской танцевальной компании Chriki’z больше, чем хип-хоп. Я бы добавил – а музыка совсем не соответствует хореографическим стилям. Нельзя сказать, что это вызывает отторгающий диссонанс. Скорее, размывает жанр, заставляет внутренне оправдывать такое решение и искать свой нарратив (с). Мне доводилось видеть умопомрачительный электрик буги под барочную музыку. Но у хореографа Амина Буссы финальное Miserere Mei Аллегри явно не входит в тот нерасторжимый контакт с танцовщиками, когда музыка служит не просто знаковым фоном для движения. Да и все остальные музыкальные композиции Романа Серра снижают семантическую изначальность агрессивности, силового вектора хип-хопа.
Но это не отменяет ни изящества идеи, ни того упоительного воссоединения возвышенности ренессансного искусства и дерзости уличной культуры. Перед зрителем белый танцевальный линолеум как чистый лист. На нём свою графью и цветные фоны распределяет мастерская световая партитура художника Николаса Таллека. Но главные краски – танцовщики Эмили Шрам, Дэмиен Бурлетсис, Джон Мартинаж, Амель Синапаен и сам Амин Бусса. Краски – это впрямую, в костюмах исполнителей. Здесь соединяются ясность разноцветья и стиль casual. Конечно, их изумительная техника не доступна обычному человеку. Но это приближает зрителей к сводам Сикстинской капеллы, к духовному взлёту после падения. В композиции спектакля читаются простые человеческие взаимоотношения. И хотя творческий процесс явно шел в обратном направлении, в спектакле чувствуется, как от танцевального движения исполнители идут к позам, «живым картинам» по мотивам фресок Микеланджело. Это не кажется застыванием, костенением формы искусства, а наоборот, показ созерцательности, монументальности, величественности вечности.
Все фестивальные дни в зрительской команде был шеф-редактор журнала «Ваш досуг», театральный блогер Inner Emigrant. Он не делает большой тайны из своей личности, но игра в анонимность добавляет определенной остроты и задора. С таким же ощущением и прошла его лекция «Зачем мы здесь?» В формате было/стало Inner Emigrant дал характеристику современных форм искусства, подводя слушателей к мысли о токсичном театре. Иными словами, новаторство постановщиков порой может угрожать психике зрителей, потому что техники и технологии нередко оказываются довольно агрессивными. И зрителей некому защитить. Критика не успевает (или не хочет успевать) за процессами, не пытается объяснять и образовывать публику. Одной из главных причин Inner Emigrant видит угрозу со стороны социальных медиа. Или профессиональное сообщество их освоит, или они поглотят профессиональную критику. В дискуссию попытались вступить театроведы из США и Санкт-Петербурга Манон ван де Вотер и Елена Горфункель. Но быстро стало ясно, что разговор довольно болезненный и, фактически, внутрицеховой, малопонятный широкой публике. Тем не менее, харизма и структурный подход к теме Inner Emigrant позволит критикам от дискуссии переходить к практике. И атаковать социальные сети в поисках своего читателя. И даже, возможно, монетизировать свои труды.
На лекции блогера Inner Emigrant мне хотелось немного замедлить время, чтобы успеть всё фиксировать, параллельно заказать пару книжек из интернета и продумать уже наконец специфику своего селф-бренда. Наконец-то зрителю (именно ему, а не критику, предназначалась лекция, словом) толково и бодро рассказали, что такое партисипаторность, перформативный и иммерсивный театры, с чем их едят и зачем после некоторых спектаклей вам может понадобиться психотерапевт. Полезно, информативно, хорошо структурировано и вдохновляющее – что тут еще сказать?
Если завершение проекта «Лекторий» вышло бодрым и ироничным, то завершение показов – нежно-медитативным. Для неспящих вот уже (трудно сосчитать) сколько дней организаторов и участников фестиваля колыбельная «Птицы» Санкт-Петербургского академического театра имени Ленсовета могла стать настоящим испытанием.
Режиссёр Мария Романова, для которой женская тема в творчестве является одной из центральных, обратилась к русским народным сказкам. В одной композиции она последовательно объединила три сюжета, рассказанные квартетом молодых людей. Весь основной нарратив достался Римме Саркисян. Она рассказывает сказки с музыкальной точностью, ласковостью, от внутреннего импульса говорить. Ей в помощь София Никифорова и Галина Журавлёва манипулируют объектами, создавая иллюстрации в стилистике народного декоративно-прикладного искусства. Выразительная работа художника Марии Лукка поддерживает неспешность и лиричность повествования, даже если это большие, имитирующие резное дерево, маски. Отрез ткани может обозначать лебедя, а одеяльца превращаются в тантамарески сестры и брата из сказки «Привередница». Самые красивые – деревянные игрушки для «Белой уточки». Просто выставленные на сцене, они оживают силой фантазии, которой наделяет зрителя рассказчица и ансамблевое пение фольклора. Есть в сказках и свой Иванушка-дурачок. Мужские роли Александр Крымов исполняет как бы на контрасте, угловатыми и комичными жестами оттеняя пластичность и изящество девушек.
Спектакль выглядит очень ясным, созерцательным посвящением женскому началу, которое охватывает семейную заботу, преданную любовь, героизм и много других понятий. Сложно не откликнуться на известные с детства сюжеты и визуальные образы, генетически близкие и понятные, успокаивающие, настраивающие на гармонию.
Кстати о птичках. Что я хочу сказать. Во-первых, это действительно очень изящно: движения, атрибутика (качели, крылья, маски), народные мотивы и напевы. Платья, о боже, эти платья (недаром спектакль – лауреат премии «Арлекин» в номинации «художник по костюмам»). Уже от этого можно получить эстетическое удовольствие. Во-вторых, это умно – юмор здесь очень аккуратный и дозированный. Вполне можно себе представить, как со сказками обошлись бы клоуны Пип и Туут, например, но тем и хорош фестиваль, что можно пощупать и другие настроения. Здесь со сказкой обращаются очень бережно: спектакль неспешный и нежный, трогательный и выверенный. И поймать такое настроение, такой ритм – большая удача.
Это был последний спектакль последнего дня фестиваля. Но не последняя встреча Яны Лебедевой и Сергея Козлова. Скоро проект «Не/критично» подведет итоги программы из 16 спектаклей и 22 публичных событий.
Фото Марины Воробьёвой и с сайта www.kingfestival.ru, портреты авторов: Анна Ващило, Ольга Михалёва
Видео: Suzuki Vitara перевернулся на улице Санкт-Петербургской в Великом Новгороде 
«В эфире «ВНовгороде.ру». Бизнес и ограничения: новые и с трудом пережитые старые 
