Международный фестиваль «Театральное Вече» привёз в Великий Новгород спектакль Национального академического драматического театра имени Якуба Коласа из Витебска «Незаживающая рана». Постановка режиссёра и исполнительницы Зинаиды Гурбо использует много традиционных условностей, но в то же время избегает негативных примет спектаклей о войне – экзальтации, криков, гневливой патетики. Это в высокой степени мастерская актёрская работа со звенящим от боли стержнем, внутренними слезами и искусством художественного слова. Несколько произведений классиков белорусской литературы представлены как отдельные номера, объединённые темой и общим пространством.

И, хоть жанр автор обозначила как «исповедь», это экспрессивное понятие не слишком подходит для спектакля. Лирическая героиня Зинаиды Гурбо, конечно же, глубоко переживает рассказываемые истории, но смотрит на них со стороны. Она сочувствует, гордится и обвиняет, но ни ей, ни персонажам литературных произведений, взятых для постановки, не в чем каяться. Правильнее было бы воспринимать действо как тихую, трепетную и пронзительную элегию о павших и несломленных людях, чьи судьбы оставили ту самую незаживающую рану в мировой истории. Появляясь в безыскусном черном платье и шерстяной орнаментированной белой шали, со скульптурно разведенными руками, актриса олицетворяет саму Беларусь – из стихотворения Михася Василька. Поэтический эпиграф к спектаклю – расширенный эпиграф рассказа Василя Быкова, чье название дало название всей работе.

Рассказ сильно сокращен и драматически выверен. В центре осталась лишь мать, которая долгие годы ждет сына, который не числится системой ни в списке погибших, ни среди пропавших без вести. Кроме наслаждения от тонкой чтецкой работы с превосходным литературным текстом, всем существом резонируешь с визуальным решением. Мягко, естественно Гурбо переходит из одной позы в другую. Поначалу они иллюстрируют ожидание старой женщины, народным жестом прикладывающей закутанные в платок руки к груди. Но постепенно экспрессия поз усиливается. И вот рассказчица уже напоминает образы многочисленных плакатов и военных скульптурных мемориалов. В рассказе поднимается страшный, безответный вопрос об именах погибших, чьи имена скрываются за страшными словами «другие». Погребенные или условно погребенные, неназванные, они навсегда оставили рану. И Зинаида Гурбо создает памятник тем, кто остался жить и вопрошать по естественному праву человека.

Напротив, рассказ Янки Брыля «Memento mori» рассказчица читает почти неподвижно, в левой части пространства. Без ожидаемой злобы, точными и жесткими акцентами она рисует в воображении зрителей одну из самых жестоких сцен той войны – сожжение деревни. Искусный печник может получить шанс у зондерфюрера на спасение, но решает умереть вместе со своей семьей и соседями, бросая достойное обвинение палачам. В тот самый миг гибели актриса делает несколько небыстрых, но верных шагов к центру сцены. И они пробуждают от ужасного оцепенения, звучат оглушающим смертельным выстрелом.

Здесь стоит сказать, что художник Андрей Жигур создал для актрисы лаконичное, но выразительное пространство. Гнутые конструкции, «вросшие» в землю и «парящие» в воздухе, символизируют послевоенную разруху – остовы домов, разбитые окна. И одновременно причудливые мемориалы, разбросанные по местам захоронений павших солдат. В центре – низкий куб, на который брошен красным мазком платок, яркая рана, прорезающая скупую тусклость. Рядом с ней героиня оставляет другие свои платки – серый, белый, как могильное напоминание об истраченных жизнях.

Для последней истории центральная сценографическая композиция опускается, становясь окнами бараков и колючей решеткой для лагерников. Поэму «Баллада о смертниках» Владимира Короткевича Гурбо читает, позволяя в поэтическом тексте физически ощутить тяжесть существования ее героев. Но для нее важно подчеркнуть не зверства тюремщиков, не «гнилую брюкву» и «бурду проклятую» вместо хлеба, а непокоренность, сопротивление, жертвенность во имя одного спасенного ребенка. И ключевые слова-завещание: «Помните нас, не забывайте нас». К этой мольбе без страдания навзрыд, без мстительности стремится вся идея спектакля. Ведь пока мы помним об ушедших, об их силе и вере, о противостоянии великому злу, их величие генетически передается нам.

Сама Зинаида Гурбо с царственной осанкой и восхитительной актерской скромностью продемонстрировала силу художественного слова, без трюков и изощренных сценических метафор. Да, такой театр кажется местами старомодным, с наивной сентиментальностью соль-минорного адажио Альбинони в качестве музыкального оформления. Но он живой в союзе литературы и актерского исполнения, полного правды, искренности и важных для нашего времени оценок страшных военных событий, когда безымянные люди оставались личностями, не растворялись в потоке цифр и отчетов.

Фотографии из архива театра