XXII Международный театральный фестиваль Ф.М. Достоевского проходит в Великом Новгороде и Старой Руссе. С одним из самых ярких спектаклей фестиваля – «Zločin in kazen/Преступление и наказание» театра Akademija za gledališče, radio, film in televizijo Lutkovno gledališče Ljubljana (Любляна, Словения) наших читателей знакомит поэт и перформер Яна Лебедева.
«Как можно аплодировать стоя, когда ты уже стоишь?» – единственный вопрос, который мучил меня после окончания спектакля «Zločin in kazen/Преступление и наказание», потому что это именно тот театр, который я люблю, а как иначе выразить крайнюю степень благодарности в конце спектакля – я не знаю. Не свистеть же, в самом деле.
После двух хоть и разных, но весьма драматических спектаклей был совершен громадный такой скачок – от Станиславского к Брехту, от искусства переживания до эффекта очуждения, от зрительного зала к подвалу, от затекших коленей до замёрзших ладоней. Этот скачок и был путешествием: словенское «Преступление» вовсю пользовалось пространством Новгородской филармонии.
Помимо пространственных выкрутасов, о которых не скажет ленивый, и актёрского жонгляжа (в действии есть только три актера), стоит отметить, что спектакль затрагивает все органы чувств, и если со зрением всё понятно (хотя и здесь есть о чем поговорить), то на остальных стоит посмотреть отдельно.
Вкус – водки, сваренного глинтвейна, «гранатовое яблоко» (переведённый дословно гранат), бычье сердце на финальном аккорде. Запах – кокосовое масло, которое методично и по-домашнему втирает в себя Порфирий, заставляя смущаться особенно восприимчивых зрителей, тронутых ощущением, что ты стал Peeping Tom’ом, вторгся в какой-то даже слишком интимный процесс, хотя интимных процессов в спектакле много.
Слух – необычное музыкальное оформление: инструменты, названия которых мне неизвестны, музыкант, который актёр. Осязание – контрасты между холодом подвального помещения и теплом зрительного зала.
Особенное удовольствие от спектакля – филологическое. В самом начале говорится: главное здесь – это детали, это рассказ о деталях. И мало того, что добрая часть действия – сторителлинг одновременно с рефлексией условного «читателя», нам ещё представляют образную систему в «Преступлении и наказании» от Татьяны Касаткиной – «и вот эти самые часы, которые Касаткина называет символом Христа…» (цитата моя, неточная).
«Необычный я человек или все же обычный?», - вопрошает Раскольников, которому здесь же напоминают о ницшеанском Заратустре.
Часть спектакля сопровождалась субтитрами, часть переводилась куратором Тяшей Томшич – и иммерсивность спектакля зашла так далеко, что даже отношения переводчик-актёр были частью действия. Речь главной героини в диалоге со зрителем насыщена импровизацией, поэтому переводчик тоже подключается к этой игре – и за этим тоже стоит режиссёрская работа Мерьяны Медоевич.
«Zločin in kazen» – пятичасовой спектакль, в котором помимо пресловутого диалога со зрителем тебя, зрителя, без спроса окунают в эпицентр и буквально заставляют чувствовать то, чего совсем не хотелось бы. Сцены насилия, от которых леденеешь ещё больше, чем от фактического холода в подвальном помещении. Близость, в которой звучит отчаяние.
Как-то даже говорить после этого спектакля не хотелось. Хотелось – чувствовать. Проклятая иммерсивность.
Фото Марины Воробьёвой
Видео: Suzuki Vitara перевернулся на улице Санкт-Петербургской в Великом Новгороде 
«В эфире «ВНовгороде.ру». Бизнес и ограничения: новые и с трудом пережитые старые 
