Просмотр спектаклей на KINGFESTIVAL – это такой тест на фобии. Зрители нередко сидят на полу или плотно жмутся друг к другу, француз к англичанину, русский к немцу, нас запирают в круг, когда протянешь руку – и можешь прикоснуться к актёру. Камерные пространство большинства показов не могут вместить всех желающих, но любопытство и жажда радости сильнее.

Баллада о домашнем насилии (Сергей Козлов)

Нет-нет, пусть читатель не пугается. Это всего лишь добрая ирония. Ведь четвертый день KINGFESTIVAL бельгийская Compagnie de la Casquette напоила светом и позитивными вибрациями. Вместе со спектаклем Los Yayos в Великий Новгород пришла виртуальная весна…

Фестиваль показывает не только новинки последних лет, но и спектакли-ветераны, ставшие знаковыми для национального театрального процесса. С 2009 года работа режиссера Пьера Ришарса и целой команды творцов отправляет зрителей в мир виртуозной клоунады, гомерически смешной и сентиментально грустной, как сама жизнь.

Историю режиссёр и исполнители придумывали вместе, что вполне органично. Мигель Камино Фейо и Изабель Верлен Дефо плетут «кружева» о взаимоотношениях престарелых супругов. Можно подумать, что такая изобретательность и чуткость могла родиться в процессе импровизации, сродни контактной в современном танце. Сочетание точнейших психологических наблюдений и сюрреалистических находок дает уникальный эффект трагикомического, с одной стороны очень бытового и конкретного, а с другой – надмирного, невесомого.

HWx74B9yWcU

Героев почти буквально запирают в одном пространстве со зрителем. Когда они появляются на сцене, за ними с дверным скрипом опускается мягкий занавес, закрывая вход-выход (еще двое исполнителей открытым приемом используют музыкальные инструменты и шумовые эффекты, подзвучивающие действия и эмоции персонажей). И такая «экзистенциальная» ситуация может пониматься, например, следующим образом: старичкам дали еще время, чтобы выяснить отношения. Иногда в том самом вульгарном смысле – ссориться до рукоприкладства, делить жизненное пространство – единственный стул, ловить последнюю возможность получить любовное наслаждение от физического контакта…

Широта и разнообразие комедийного арсенала авторов спектакля опирается во многом на классические, узнаваемые приёмы. Другое дело, что их сочетание и отточенное исполнение рождает абсолютно свежие эмоции и смыслы. Напудренные лица и яркий грим – это обозначение клоунской маски и одновременно точное наблюдение за кокетливым стариковским макияжем. При каждом резком движении овеществляется метафора «сыплется песок», вернее, летит пудра-пыль. Очень много работы со звуком и ритмом: ноги то ли от старческой дрожи, то ли вспоминая молодость, начинают бить чечётку, доходящую до немыслимого для стариков темпа. Наконец возникающий иррационально танец – как спарринг в попытке совершить бытовые действия, например, раздеться и повесить пальто на вешалку.

Сварливые, решённые нередко с буффонной грубостью зарисовки подрезаются щемящей лирикой сочувствия героям. Такой тип клоунады свойственен итальянской и русской традиции, и в латиноамериканских мелодиях бельгийского спектакля это выглядит вдохновляющее. Вообще, какие либо национальные границы стираются, делая историю универсальной для большей части человечества. А выход из герметичной ситуации находится очень простой. Когда уже домашние склоки достигли кульминации, радио играет мелодию юности, под которую герои наверняка танцевали в летнем саду. Готовясь ко сну (чем не изящная метафора отхода в иной мир?), они вспоминают о нежности и умилительной юношеской внимательности друг к другу. Финальный акт драмы – встреча на пикнике в парке. Только уже на чистых, на десятилетия помолодевших лицах нет маски-грима, в движениях танцевальная легкость и свобода, цветы и объятия. Надо ли объяснять, какие чувства испытываешь в этот момент?

Несмотря на то, что для понимания большинства разыгрываемых в спектакле ситуаций требуется жизненный опыт, авторы подразумевают среди зрителей даже дошкольников. Конечно, для них визуальный диалог двух героев открывает совсем иные тайны, но есть также эмоциональная вакцина, которая вырабатывается из смеха и завороженного дыхания взрослой публики. Об истинной любви между людьми и любви к искусству можно говорить с пеленок.

DTx9ds n1A0

Отражения/Reflections (Яна Лебедева)

Сказка о голом короле – моя любимая. Я из тех, кто вскрикнет, что король наг, ну, или по крайней мере заявит об этом своим домашним за чайком. Но есть и обратная сторона, думаю я сейчас: сказать, воскликнуть, что король одет, если одежду на нём вижу как наяву.

cYQbrIOa6z0Трио из Португалии (Companhia do Chapitô) – три короля, одетые, нагие, непристойные. Хулиганы, озорники. Говорить об их мастерстве и хочется, и колется: мастерство осознаётся только после спектакля, во время действия на это нет ни секунды. Нет и желания оценивать. Боишься упустить слово, деталь, мгновение, за которое герои полностью меняют роли, не моргнув глазом. Упустишь момент – и король превратится в женщину, дерево, репортера или коня, а потом обратно. Ролевые модели как популярные нынче ролевые гардеробы: посмотри, примерь, проживи через это свою историю. И костюмчик по плечу, можно устроить перекличку: шут, любовник, воин, маг, бунтарь, искатель, мудрец, дитя, правитель, творец, опекун, славный малый – нашлось место всем, всё здесь, и каждый из троицы успевает перемерить всё.

С одеждой разобрались, теперь немного про характер. Я надеюсь, у каждого читателя здесь есть хотя бы один друг, подходящий под описание «отличный рассказчик». Который может поведать о своем будничном походе в булочную так, что ты будешь корчиться от смеха и удивления. Так вот представьте себе, что такой друг решил пересказать вам известное литературное произведение. Это к вопросу о том, где здесь Шекспир. Шекспир – везде, он в каждом диалоге и сцене, более того, Шекспир любим: фраза «здесь следует один из самых сильных монологов в истории английской литературы» (цитата в свободном пересказе) для меня – достаточное доказательство. И да, самого монолога мы не услышим – будет звукоподражание, или движения, или лихая манипуляция предметами. Конечно, вся магия здесь в знании оригинала, без хотя бы шапочного знакомства с ним добрая половина задумок теряет блеск и красоту.

Признаюсь: мне хотелось, хотелось, чтобы в какой-то момент явил себя строгий среднеанглийский текст, драматический этюд (сомнений, что актеры справились бы с этой задачей, у меня нет). Но потом я поняла, что это ситуация «читатель ждет уж рифмы розы». Обошлись без этого, и хорошо. И смешно. Неприлично смешно от начала и до конца. Но когда задумываешься о природе такого животного и неистового смеха – это неприличие трансформируется в спокойствие. Поясню это словами из лекции Софьи Агранович и на этом завершу.

«Люди смеялись, умирая, чтобы воскреснуть. Это сардонический смех. Человек хохочет в лицо смерти.

Как умирали северные охотники на льдине. Они рассказывали похабные анекдоты, которые на самом деле - мифологические рассказы о трикстере. Например, мужиков отнесло на льдине, их уже никто не спасет, они это знают. Тогда они становятся в круг спиной друг к другу, берут в руки оружие и несут похабные анекдоты, например, про Великого Ворона, и хохочут. А потом умирают.

Или у эскимосов, когда женщина рожает, муж первым делом бежит за клоунессой, которая должна была смешить женщину во время схваток. Приемы были те еще! Например, под шубой у нее были смеховые штаны, сзади на них была прореха, а из нее торчала рыба. Женщина смеялась, чтобы ребенок родился живой и самой не умереть. Смех – носитель жизни.

Очень верное наблюдение древних: кто смеется, тот живет. И еще более верное: кто смеется - тот человек, а кто не смеется - тот не человек. Смеяться могли только люди. Где кончается самое умное животное и начинается самый глупый человек? Там, где смех».

Это была Яна Лебедева и её reflections о спектакле Macbeth.

va ocLXBpHQ

Фото Ольги Михалёвой