Завтра в Великом Новгороде состоится круглый стол, за которым обсудят предстоящий переезд музыкального отделения колледжа искусств из здания в кремле. Против, как известно, выступают часть коллектива колледжа и различные общественники.

В истории колледжа (тогда училища) – был эпизод, когда страсти кипели ещё сильнее. И тогда, в 1973 году, о забастовке новгородских учащихся, вроде бы, сообщило даже «Радио Свобода».

О тогдашних событиях рассказал нам преподаватель колледжа Валерий Васильевич Демидов. Он сам был их свидетелем, а с документами познакомился, работая над книгой к юбилею училища. У него подготовлена большая статья о студенческой забастовке 1973 года в училище, которую мы с его разрешения используем.

Итак –

Солнечным утром четверга, 19 апреля 1973 года, в восемь часов сорок минут я, как обычно, отправился на работу. Идти мне с улицы Инженерной было недалеко: трёхэтажное здание Новгородского областного музыкального училища находилось в кремле, между Софийским собором и его звонницей… Войдя в здание, я удивился тишине, царившей в нём. Обычно оно гудело разноголосицей звуков, доносившихся не только из открытых окон, но и проникавших сквозь толстые стены старинного здания постройки 1878 года. 249 учащихся представляли различные музыкальные специальности. Это пианисты, скрипачи, виолончелисты, трубачи, тромбонисты, кларнетисты, баянисты, балалаечники, домристы. А ведь были ещё учащиеся хорового отделения, были оркестры русских народных инструментов, баянов, симфонический, духовой…

… Поднимаясь на второй этаж, я успел заметить издалека нескольких коллег в коридоре. В безлюдной учительской (теперь класс № 9а) я расписался в табеле о явке на работу и взял журнал учебных занятий. В классе № 17, где я всегда проводил уроки, дверь оказалась запертой вопреки обычной ситуации, когда

учащиеся находились на своих местах, ожидая начала урока. Невольно подумалось: «Уж не явился ли я слишком рано? Может, часы подвели?». Как бы в ответ на это из уст только что подошедшего Геннадия Васильевича Холодова прозвучало:

– Забастовка.

В кабинете директора Николая Васильченко уже была секретарь горкома Зинаида Фокина. Секретарь комсомольской ячейки Владимир Кудряшов докладывал о вчерашнем стихийном собрании студентов, на котором было принято решение бастовать.

… Когда он кончил, директор спросил собравшихся:

– Что будем делать?

– Поедем в общежитие. Надо возвращать ребят на занятия, – ответила Фокина.

Она с директором поехали в общежитие на проспекте Ленина на машинах от Дома Советов. Преподаватели – на автобусе.

В общежитии не было света – что-то случилось с проводкой.

… Царила тишина, а многие комнаты были заперты. Постучав в дверь одной из них, Зинаида Николаевна обратилась к выглянувшей девушке:

– Соберите всех, кто сейчас находится на этаже. Мы проведём собрание.

По всей вероятности, Зинаиде Николаевне хотелось пополнить имевшуюся информацию.

– Так почти никого нет, – ответила девушка.

– Куда же они подевались?

– Кто куда. Кто пошёл в парикмахерскую, кто в столовую завтракать, кто в магазин за продуктами, кто к знакомым. У каждого своё.

– А как же уроки?

– А уроков сегодня не будет.

– Почему?

– Забастовка. Вчера так решили. В 12 часов будет общее собрание. Вот там все и соберутся.

– А вы не могли бы рассказать, что здесь было вчера вечером?

– Нет. Нам не велели вступать ни в какие переговоры.

– Кто не велел?

– Собрание.

Когда дверь закрылась, Зинаида Николаевна обратилась ко мне:

– Валерий Васильевич, вы здесь всё-таки свой. Поговорите, пожалуйста, с учащимися, чтобы они ввели нас в курс вчерашнего собрания.

Я пошёл по коридору и на кухне увидел выпускницу отделения теории музыки Татьяну Щербакову.

– Таня, присутствующие здесь представители партийных и советских органов просят, чтобы кто-нибудь кратко рассказал, что было вчера. Мне кажется это справедливым: вы-то в курсе событий, а они полагают, что не готовы к собранию, которое начнётся через час.

Татьяна Щербакова рассказала о вчерашнем собрании, после чего делегация покинула тёмное общежитие.

С чего всё начиналось

…Толчком к забастовке послужило судебное заседание, состоявшееся накануне. А ему предшествовал конфликт директора училища Николая Васильченко (выпускника Саратовской консерватории по классу баяна, подчёркивает собеседник) с преподавателем по фортепиано Михаилом Вороновым. Учащаяся второго курса отделения теории музыки В. по итогам первого семестра 1972-1973 учебного года имела академическую задолженность по сольфеджио. А на экзамене по музыкальной литературе преподаватель под нажимом директора поставил «тройку» за неудовлетворительный ответ. Поговаривали, что незадолго до этого родители В. преподнесли жене директора дефицитные сапоги… Преподавателем общего курса фортепиано у В. была жена Воронова – Татьяна Сотникова, выступавшая за её отчисление. Директор обратился к цикловой комиссии фортепианного отделения с предложением прослушать учащуюся на предмет её перевода к ним. Цикловая комиссия прослушала и высказалась за отчисление. Против была только супруга директора…

И вот на педсовете в январе 1973 года Воронов поднял историю с покровительством директора неспособной ученице. Его поддержали коллеги, говорившие о случаях давления на них Васильченко с целью улучшения показателей. И начался конфликт между директором и коллективом.

В марте Воронину директор объявил выговор за опоздание (вроде бы произошедшее из-за того, что у преподавателя обострилась язва).

А 10 апреля 1973 года в музучилище разыгралась сцена, достойная неснятого ещё фильма «Гараж».

… В кабинет директора были приглашены М.П. Воронов, завуч Т.В. Козинец и председатель месткома В.И. Данилов. Директор обвинил преподавателя в приписке часов и в качестве доказательства предъявил его журнал. Поскольку Михаил Петрович не имел возможности вникнуть в детали обвинения, то попросил посмотреть журнал. Получив просимое, он некоторое время разглядывал журнал, а затем со словами «А это вы увидите у прокурора!» встал из-за стола и направился к выходу из кабинета. Его пытался задержать В.И. Данилов с помощью подоспевшего Н.Д. Васильченко, но Михаилу Петровичу удалось вырваться, и он побежал. Директор кинулся за ним с криком «Верните журнал!», но замешкался.

Воронов устремился на третий этаж и забежал в класс № 18 (теперь № 11). Там в это время с одним из учащихся проводил урок по дирижированию В.Г. Бабанов. Следом вошёл запыхавшийся Н.Д. Васильченко и попросил учащегося выйти не надолго. Затем он обратился к Воронову с прежним требованием, но тот с улыбкой развёл руки в стороны: мол, нет у меня журнала. Директор стал обыскивать помещение, проверил всё: шкаф снизу доверху, батареи центрального отопления, углы и закоулки, посмотрел за портретом Бетховена. Журнал как сквозь землю провалился. Много дней спустя стало известно, что Михаил Петрович сунул его в стоявший на рояле портфель В.Г. Бабанова. На проверку содержимого портфеля директор не осмелился.

… Через день в учительской был вывешен следующий приказ № 43 от 12 апреля 1973 года:

«Преподавателю фортепианного отделения Воронову Михаилу Петровичу, отметившему в своём журнале отпуск за свой счёт с 25 по 30 декабря 1972 г. и период стационарного обследования и лечения учащегося Смирнова К. в г. Новгороде и г. Выборге, как часы, отработанные по расписанию, объявить

СТРОГИЙ ВЫГОВОР.

Основание: Докладная заведующей учебной частью, медицинские справки учащегося Смирнова, табель бухгалтерии за декабрь месяц 1972 г.

Преподавателю Воронову М.П. немедленно вернуть в учебную часть журнал, унесённый из кабинета директора, несмотря на возражения, в момент обсуждения проступка в присутствии завуча и председателя местного комитета».

А 13 апреля Воронов опять опоздал на три часа. Правда, это вроде бы было не опоздание, а «запланированная замена его концертмейстером А.С. Крамником (виолончель)». Однако случившееся стало позже поводом для новых дисциплинарных мер.

16 и 17 апреля Воронова и его ученика опрашивали в ОБХСС, куда директор пожаловался на пропажу журнала. А 18 апреля в суде слушалось дело: Воронов оспаривал вынесенный ему строгий выговор.

Как бы не выглядел в наших глазах этот давний конфликт, Воронова любили его учащиеся. И утром 18 апреля более сорока из них (!) пришли к зданию суда, чтобы поддержать преподавателя. Прибывшие сюда директор, завуч Т.В. Козинец и председатель местного комитета профсоюзов В.И. Данилов попытались разогнать их, а в суд учащихся не впустили:

Вы бы не по судам ходили, а сидели бы в классе да учились.

Ребята пошли к городскому прокурору, благо он работал неподалёку, и тот сказал им, что они, если достигли 18-летнего возраста, имеют право присутствовать на заседании суда. Учащиеся вернулись назад, но судья заявил, что прекратит заседание, если они не покинут зал. Учащимся ничего другого не оставалось. Они вновь отправились к прокурору и выслушали его совет:

– Вернитесь в зал заседаний и сядьте. Никто вас не выгонит и судебного заседания не прервёт. Не вести же мне вас за ручку!

Возвратившись, молодые люди выслушали решение:

– В иске отказать.

Это послужило искрой.

Забастовка 

В десять вечера в общежитии состоялось собрание учащихся. Подавляющим большинством голосов (139 – за, 1 – против, секретарь комитета комсомола училища) собрание постановило провести забастовку, то есть не приходить на занятия утром 19 апреля, а в 12 часов того же дня провести общее собрание учащихся и преподавателей, на котором изложить свои требования к администрации училища. Были созданы даже группы пикетирования и оповещения, которые должны были обзванивать других студентов и останавливать их по пути в училище.

Вот что Валерий Васильевич вспоминает об общем собрании, на котором студенты высказали администрации и партийным властям свои требования:

Зал училища, вмещавший не более ста человек, на этот раз был заполнен до отказа: учащиеся стояли и сидели в проходах… На сцене торцом друг к другу стояли два стола, покрытые тёмно-зелёным сукном. Первые два ряда, непосредственно у сцены, предназначались для официальных лиц из Дома Советов... Шедший первым с папкой в руках директор поднялся на сцену и стал деловито раскладывать бумаги на столе. Только хотел он обратиться к присутствующим, как вдруг послышалось громкое и никогда ранее не бывалое:

– А мы вас не выбирали в президиум!

В некотором замешательстве Николай Дмитриевич, помедлив секунду, перегнулся через стол и спросил шёпотом Фокину:

– Что делать?

– Пусть сами ведут собрание,– ответила она.

Это было невероятно, но под бурные аплодисменты зала директор покинул сцену.

Татьяна Щербакова огласила список претензий учащихся к администрации, составленный вчера. В нём значились: ежегодный ремонт помещений училища и общежития во время занятий, нехватка помещений для проведения уроков и самоподготовки; неудовлетворительное состояние музыкальных инструментов; отсутствие звукоизоляции, что приводит к быстрой утомляемости как учащихся, так и преподавателей; конфликты между администрацией и преподавателями. Следующие выступавшие добавляли конкретики.

Студент второго курса по классу гобоя Владимир Сафонов рассказал, что своего инструмента у него нет, и он пользуется училищным. Когда гобой нуждается в ремонте, то приходится ездить в Ленинград и ремонтировать его за собственный счёт, так как училище не оплачивает его расходов. В результате таких поездок он вынужден пропускать уроки.

Выпускник отделения народных инструментов Фёдор Шефер возмущался:

Когда, наконец, стабилизируется преподавательский состав? У меня четыре года в глазах рябило от смены преподавателей. Калейдоскоп какой-то.

Другие требовали дать ответ: почему училище покидают, главным образом, хорошие, любимые преподаватели? Был зачитан обширный список преподавателей, уволенных «по собственному желанию» за три года директорства Васильченко. Особенно взволновал студентов уход преподавателей – В.А. Свободова и Н.Ф. Кириченко.

Выступление директора встретили насмешками, выкриками, шумом. Защитить директора пытался его ученик-четверокурсник Валерий Сулаев. Однако ему говорить не дали.

Тогда слово взяли Фокина. Секретарь горкома «указала на недопустимость прозвучавших выступлений в советском учебном заведении, обвинив учащихся в мелкобуржуазности, и предложила дать оценку случившемуся. Её слова сопровождались в зале шумом возмущения и негодования». В ответных выступлениях «учащиеся говорили, что комсомольские собрания, на которых озвучивались некоторые из нынешних проблем, были пассивны, не приводили ни к каким улучшениям». Свои обещания директор не выполнял, а профсоюзная организация бездействовала.

… Напряжённость в зале росла … Фокина обратилась ко мне:

– Валерий Васильевич, попробуйте вы. Может быть, вас послушают.

В своём выступлении я сказал следующее:

– Дорогие ребята! Я должен сказать, что в событиях последних дней вы в полной мере проявили свою гражданскую зрелость, выступая солидарно не за собственный кусок хлеба, а за общие профессиональные интересы. Я горжусь вами и восхищаюсь вашей организованностью и сплочённостью! Вместе с тем сегодняшнее событие выявило вашу политическую незрелость. Она заключается в том, что вместо того, чтобы активно использовать общественные институты, созданные вами и для вас, вы пошли по пути акций протеста.

Я уверен, что ваша озабоченность обстановкой в училище и ваши требования услышаны присутствующими здесь официальными лицами и будут рассмотрены.

Вот уже почти три часа мы митингуем здесь. Это время несостоявшихся занятий. Позвольте в связи с этим напомнить вам слова Карла Маркса, особенно актуальные именно сегодня и для вас: «Как для отдельного индивида, так и для общества в целом, всесторонность его развития… и его деятельности зависит от сбережения времени». Мы его потратили сегодня много, но, надеюсь, не бесплодно. Поэтому я предлагаю завершить наше собрание и разойтись по классам для продолжения занятий.

Всё быстро понявшая Татьяна Щербакова крикнула:

– Кто за это предложение?

Взметнулся, как говорится, лес рук».

Студенты стали расходиться, а директор, посовещавшись с Фокиной, объявил, что в восемнадцать часов состоится педсовет. «В истории училища этот педсовет оказался самым продолжительным (шесть часов) и злободневным». В выступлении Фокиной были отмечены «серьёзные недостатки» в воспитательной и хозяйственной работе. Кстати, выступление Демидова на собрании учащихся было названо «педагогическим ляпсусом». А когда в финале насыщенного взаимными обвинениями педсовета «преподаватель вокального отделения Н.К. Фазлеева громко спросила:

– А где же выводы?

– А выводы, – ответила Фокина, – будут сделаны завтра на заседании бюро горкома партии».

Финал

Оргвыводы были сделаны в конце апреля. Директор, вопреки ожиданиям многих, не был уволен, но получил выговор от областного управления культуры. Секретарь партийной организации училища Е.А. Синица тоже получил выговор, но по партийной линии. А на областной комсомольской конференции один из секретарей обкома комсомола, который в день забастовки оказался не на высоте и безуспешно разыскивал по телефону местонахождение музыкального училища, был освобождён от своей должности.

В училище сотрудники проводили расследование сотрудники Управления внутренних дел Новгородского облисполкома, которых интересовала: имела ли место идеологическая диверсия. Беседы с преподавателями и учащимися длились иногда до трёх часов. Внимательно изучались характеристики. Но каких-либо репрессий в результате не было.

На этом дело не закончилось. В начале июня несколько учащихся отвезли в Министерство культуры РСФСР заявление о ненормальной обстановке в училище, которое подписали более пятидесяти человек. В конце было добавление: «Подписали бы и другие, но опасаются репрессий со стороны директора». В Управлении учебными заведениями Министерства культуры РСФСР сотрудница посоветовала им не тратить время на дрязги. Они отправились в ЦК КПСС, где их принял сам заведующий отделом науки и учебных заведений. Вежливо посоветовал пообедать и вернуться в министерство. Там их на этот раз приняли гораздо вежливее, приняли заявление и пообещали прислать комиссию для разбирательства. И комиссия, действительно, приезжала, впрочем, и после проверки директор сохранил свою должность.

В Новгороде, тем временем, директор продолжал нажимать на Воронова. 28 мая 1973 года преподаватель был уволен «за систематическое нарушение трудовой дисциплины». Но 22 июня – восстановлен на работе по решению суда. Однако вскоре Воронова с женой решили переехать в Ташкент. И осенью появился приказ № 118 по Новгородскому музыкальному училищу от 1 октября 1973 г. «Освободить от работы преподавателя Воронова Михаила Петровича с 1 октября с.г. по собственному желанию».

Валерий Васильевич Демидов так заканчивает свой рассказ:

Так завершилось исключительное, можно сказать, событие в истории музыкального училища и Новгорода.

Несколько слов о судьбах некоторых его участников. Государственные экзамены 1973 года прошли благополучно. Учащиеся, участвовавшие в забастовке, не подвергались никаким взысканиям и репрессиям ни в том году, ни в последующие. Татьяна Щербакова живёт в городе Великие Луки Псковской области и работает в Детской музыкальной школе имени М.П. Мусоргского. Семья активных участников забастовки и последующих событий, Константина Смирнова и Любови Панкрашовой, живёт в Выборге.

Михаил Воронов с Татьяной Сотниковой возвратились в Ташкент и работали в тамошней консерватории.

Николай Васильченко спустя несколько лет был уволен с работы и исключён из рядов КПСС, насколько известно, из-за того, что утаил некую подробность своей партийной биографии. Вскоре он уехал в Днепропетровск, где и умер несколько лет назад.

Добавим, что секретарь горкома Зинаида Фокина в том же году перешла на работу в обком заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации.

В 1996 году музыкальное училище, первый выпуск которого состоялся в 1963 году, объединили с культпросветучилищем, а с 2004 года учреждение стало называться колледжем искусств.

В 2019 году музыкальное отделение колледжа должно освободить старинный дом в кремле и переехать в университетское здание на Чудинцева.

Иллюстрации: фото из личных архивов Игоря Кольцова, семьи Базовских (визит Михаила Суслова) в Новгород; опубликованы в группе «Великий Новгород: прошлое в фотографии»; кадр из фильма Эльдара Рязанова «Гараж» (оператор Владимир Нахабцев).