О новгородской ночлежке столетней давности мы уже рассказали. Вернёмся в наше время. Вернёмся, чтобы убедиться: система до сих пор не знает, как встроить асоциальные элементы в общество. До какого-то времени она о них заботится, а после пускает в свободное плавание совершенно не подготовленными к самостоятельной жизни. И получается, что у тех, кто вчера был в детдоме, на зоне или в неблагополучной семье, дорога - на улицу. Работники Новгородского центра социальной адаптации давно пытаются всеми силами изменить этот печальный сценарий. Иногда у них получается. Но для полного решения проблемы, говорят там, необходимы решительные шаги государства.

Ну, и неплохо бы, чтобы те, кто оказался на социальном дне, захотели с него подняться.

Следом за первопроходцем

Рассказывают, что первый бездомный появился в Новгороде ближе к концу перестройки. Долго мотался по всей стране - это называлось «бичевать». «Бичи» порой неплохо зарабатывали, но нигде не старались осесть. Войдя в солидный возраст, они норовили ближе на зиму «поджениться», чтобы не мёрзнуть. У весне успевали истощить терпение очередной зимней жены, и она с удовольствием отпускала «бича» на волю. В смысле - выписывала из квартиры...

Тогда многие глядели на новгородского бродягу с интересом. Наверное, потому что понимали - со временем таких, как он, станет больше.

Первопроходец был живописен: с подвального ночлега выходил на улицу с кожаным портфелем в руках. Главным содержимым портфеля была шляпа. Являясь в кабинеты чиновников в поисках социальной справедливости, на пороге он извлекал из портфеля и надевал эту шляпу. Думал, должно быть, что наличие «униформы» повысит его социальный статус, и винтики государственной машины быстрей закрутятся для помощи гражданину. Но его надежды оказались напрасны.

Тем временем количество подобных ему, первопроходцу, росло в геометрической прогрессии, чему способствовало отсутствие работы, чёрные риелторы и дешёвая водка. Основным местом дислокации бездомных стали мусорки, где они отчаянно шарили в поисках пропитания.

Когда Оксана Орлова первый раз увидела подобное зрелище во дворе, она испытала шок. Но после того, как семь лет назад она пришла из сферы образования работать в Центр социальной адаптации, от сильных эмоций тех лет ничего не осталось. Центр (в народе его называют попроще - ночлежкой) открылся в городе в 1995 году, и с тех пор сюда тянутся бездомные со всей области. Тут помогают восстановить утерянные документы, ежедневно дают ночлег и возможность пожить три месяца в год в хороших условиях. Всё это - чтобы помочь бездомным встать на ноги и социализироваться. Так написано на бумаге. На деле же - чтобы они смогли пережить зиму и не замёрзли где-нибудь в подворотне.

- Они этих трёх месяцев адаптации в центре ждут, как рабочие люди отпуска, - отшучивается охранник центра Сергей. - И в очередь встают, чтоб пожить тут. А чё, для них это как курорт - тебя кормят, поят, тепло, есть койка и группа товарищей, с которыми можно кой-чего учудить. Я б и сам так пожил, да вот только работать надо.

Но за время работы заместителем директора по социальной работе Оксана Орлова чётко уяснила: если хочешь помочь бездомному человеку, то ни в коем случае нельзя давать ему в руки деньги.

Утопия и антиутопия

В кабинете Оксаны Владимировны висят несколько икон. На столе аккуратно разложены кипы бумаг и папки, на мониторе компьютера открыт какой-то отчёт. Глаза у Орловой выглядят немного уставшими. Темп речи спокойный и плавный. Она часто произносит слова «нравственность» и «безответственность» - обычно в одном предложении или фразе. Несмотря на семь лет помощи бездомным, по голосу слышу: она ещё не устала им сострадать.

- А почему вы не даёте деньги бездомным на улице?

- Если есть время, иду и покупаю продукты. Если человек их берёт и тебя благодарит - значит, он действительно нуждается. Те, кто кидает им деньги, конечно, хотят помочь, но на деле оказывают только медвежью услугу... Хотя те, кто нуждается, попрошайничать и не будут.

Бездомные, судя по её словам, делятся на сознательных и бесхребетных. Со вторыми всё сразу понятно - они лениво плывут по течению в надежде на подаяние и скорое светлое завтра. Первые же как-то заставляют себя работать и в способности организовать самозанятость дадут фору иному предпринимателю.

Вот, например, типичный распорядок дня: утро - сбор стекла с пластиком, можно сдать; в обед - мелкая шабашка у универсама: заработать сотку-другую и немного «просрочки». А вечером можно культурно выпить — немножко. Завтра ведь на работу.

Эх, жаль, что таких сознательных на улицах единицы. А как ни пройдёшь по центральной улице города - одни попрошайки. Ещё и Оксана Владимировна пугает статистикой: говорит, их количество последние годы только растёт.

- Сейчас многие молодые люди - из неблагополучных семей, - рассказывает Орлова, - родители не обеспечили их жильём, потому что сами были без жилья. И люди 30-ти лет без образования, зато уже с зависимостью, просто не могут себе найти работу и жильё: им не по силам. Ну и основная проблема, конечно, в алкоголизации.

Зелёного змия Оксана Владимировна считает главным мотиватором к уличной жизни. Началось всё, по её мнению, в 70-е. Представьте, на дворе застой - государство собирает огромные налоги с акциза, а массовая культура ненавязчиво вдалбливает в головы населению, что пристрастие к алкоголю у мужчин - не более чем шалость или романтический недостаток. Так вот - с приходом капитализма первыми на улицу пошли именно мужики.

С капитализмом у Орловой вообще сложные отношения. Ей не нравится, что с 90-х годов из нашего народа усиленно делают общество потребления и не дают настоящих смыслов для жизни. Кто посильней, говорит она, находит те самые смыслы и мотивацию внутри себя - их она называет людьми гениальными и особенными. А ведомые мотиватором внешним - скатываются до примитивного потребления. И катятся до последнего рубежа.

- Но потребление ведь радостью не наполняет, - это Орлова говорит, как научно доказанный факт. - Общество потребления само по себе бессмысленно. Хотя это вопрос уже сугубо экзистенциальный, что ж говорить. Скажу так: водка для наших подопечных - это и есть способ прикоснуться к обществу потребления: на другое у них денег нет.

По её мнению, любое общество должно тянуться к чему-то осмысленному. В СССР, например, этим осмысленным был социализм, а главным мерилом нравственности и всего остального выступало государство. По головке оно, конечно, особо не гладило, но и своих, говорит Орлова, не бросало, поэтому к этой модели нам непременно стоит вернуться.

- Сейчас у нас воспитанием ведь никто не занимается. А идеологические принципы при социализме были достаточно нравственными, несмотря на атеистическое общество. Трудовое воспитание развивало ответственность с детского сада и школы. Сейчас же у нас школа берёт на себя чисто образовательные функции. Поэтому у нас и столько разводов. Ведь поколение выросло безответственным. Ребёнка сейчас нигде не воспитывают, везде развлекают. Даже в садике нельзя дать ему грабли и сказать: «Погреби немножко». Да и в семье обычно нет примера ответственного поведения. Такого, который покажет, что надо не потреблять и развлекаться, а приносить пользу обществу. И ни о каком здоровом образе жизни мы говорить не можем...

- А согласно статистике, люди стали меньше пить и курить и больше заниматься спортом, - напоминаю я.

С этим она согласна. Причину неожиданно связывает с главой государства, который, по её мнению, взял курс на оздоровление нации и вообще служит для всех примером (сам ведь не пьёт и спортом занимается регулярно). Но мысль о том, что люди могут самостоятельно, без помощи государства, решать свои проблемы и обустраивать жизнь, Оксана Владимировна будто специально гонит куда подальше.

- Новый министр образования у нас хочет вернуть то хорошее, что было при социализме. Она ратует за ту же трудотерапию и за усиление любви к спорту - теперь в школах будет 4 часа физкультуры в неделю. Это хорошо. Я думаю, что школа должна вернуть себе воспитательные функции. Благодаря воспитанию в школе, он не станет асоциальным элементом, которые у нас тут, - Орлова опускает взгляд.

- Главное, чтобы школа не перестала учить, - добавляю я.

Тут она заметно приободряется.

- Сейчас ведь распространено обучение на дому, дистанционное обучение, - говорит она очень уверенно. - То есть, поймите, образование - это не главное. Если у человека сформировать нравственность и трудолюбие, то он сам всего добьётся и всему научится. Нравственная основа - она главнее. А образованность и профессиональные навыки это уже чисто физическое. Я считаю, что работодатель возьмёт на работу более нравственного человека, чем очень умного, но без сильных нравственных качеств.

Орлова рассказывает об этом очень мягко, человечно и как-то по-доброму. А я на секунду представляю себе общество, в котором чересчур нравственное государство лучше родителей знает как воспитывать детей и мыслит своих граждан как безвольных и безответственных людей, которых надо всегда пинать, чтобы они работали. Да, такое государство, наверно, всегда может угрожать статьёй (или расправой) - ну, чтобы граждане работу не бросили. Для лучшей мотивации руководители, должно быть, бесконечно внушали бы людям, что те трудятся на благо общества, хотя на самом деле их работа обогащала бы только работодателя.

Да уж, от таких фантазий - холодок по спине. Вроде кто-то уже описывал нечто подобное? Но в более густых красках и куда подробней. Его вроде звали Евгений Замятин... Он ещё антиутопию написал: называется «Мы», в школьную программу включена.

Мужикам скучно

Подопечные Центра социальной адаптации снуют по первому этажу. В воздухе витает предвосхищенье: скоро обед. Оксана Владимировна разговаривает в коридоре с одним из подопечных.

- Ну и что вам сказали в больнице? - уважительно спрашивает она.

- Да почти ничего, - громко, хрипло и малопонятно отвечает ей постоялец в жилетке, - выкинули нас оттуда, ничего не сделали. А она ведь ходить не может!

- Тьфу, что за люди, - объясняет уже мне постоялец, - не хотят помочь человеку. И где? В больнице. Аж злость берёт, чес-слово. Если б не моя завтрашняя операция, щас бы пошёл, - он лёгким движением пальцев ударяет себя по шее, улыбается и молчит. - Хотя может, вечерком всё-таки и схожу, - и уходит в свою комнату, насвистывая.

Мужика зовут Юра. Пять минут назад он на руках принёс в ночлежку свою подругу, у которой проблемы с двигательным аппаратом. Юра принёс её из больницы, где персонал, посмотрев на них, развёл руками и указал на выход.

- Раньше больных бездомных брали в больницы, - говорит Оксана Владимировна. - Их держали на социальных койках долгое время. Или отправляли в больницу для социальных неимущих. Но сейчас у нас лежат совсем безнадёжные - с инсультом или онкологией. Их можно бы определить в хоспис, но в городе его нет. А так - у нас люди лежат месяцами до установления инвалидности. Санитарок у нас нет, мы же полустационар. В общем, нет надлежащих условий. А больница может забирать бездомных лишь по экстренному вызову, но держать их у себя у врачей нет возможности. Вот и привозят к нам.

А Юра по-хозяйски расхаживает в одной из двух комнат для тех, кто находится на трёхмесячной социальной адаптации. Здесь больше десяти кроватей, видны следы неплохого ремонта, но повсюду адский бардак. Юра решает с сожителями какие-то дела, а мне настоятельно рекомендует осмотреться. В центре он на хорошем счету, персонал называет его помощником. Периодически Юра ездит на шабашки в Питер, но почему-то всегда возвращается в этот центр. Говорит, что «ребята уже называют это место домом» и рассказывает, что сам помогает восстанавливать церковь. На вопрос о религии отвечает, что не верующий, а храм восстанавливает из-за зарплаты. На вопросы, почему живёт здесь и кем работал раньше, отвечает философски: «Теперь всё это не важно».

- Вы, главное, поймите, - указывает он на койки, - вот в этой комнате семь мужиков после инсульта. И куда они пойдут работать? Кто их возьмёт?

С соседней кровати на нас смотрит почти парализованный мужчина. У него сложены руки на груди, глаза - будто бы из стекла. Живым его назвать можно с большой натяжкой.

- «Скорая» как раньше делала? Подъезжала к воротам и их выбрасывала, - рассказывает вахтёрша Вера Александровна. - А в здание этих бедолаг затаскивать приходилось нам. Сейчас хоть предупреждают - звонят: мол, «выйдите, сейчас привезём».

Вспоминая о том, что тут творилось пять лет назад, Вера Александровна ежеминутно повторяет: «Слава богу, что уже всё». Сейчас, говорит, мужики поспокойней стали, а раньше ломились в двери по ночам, угрожали, а когда совсем уж напьются, размахивали топором. Днём из центра их выгоняли - чтобы искали работу. Но они находили лишь приключения. Теперь же «постояльцы» ходят, как привидения, туда-сюда перед вахтёршей и клянчат посмотреть телевизор. Скучно мужчинам. Заняться, говорят, нечем.

Этаж занятых людей

Время обеда. Мужчины с заранее подготовленной пластиковой посудой смирно стоят в очереди у выдачи. На обед сегодня, суп, макароны с котлетой и чай. Одаривает съестным изголодавшийся народ тётя Лена, которую тут, любя, называют просто - Михайловна. Женщина, рядом с которой воздух наполняется романтическим флёром: небритые мужчины в грязной одежде становятся возле неё похожи на робких влюблённых школьников. Слегка теряются, начинают неразборчиво мямлить и отпускают плоские шуточки.

- Да вот только никто из них работать не хочет, - у Михайловны закончился суп, и она убирает посуду. - Чего ж - почти все из них сидели и делать ничего не хотят. Привыкли на всём готовеньком. Им такая жизнь, - она указывает в стороны комнаты, где мужчины жадно поглощают обед, - очень нравится. Главное кредо по жизни - без бутылки не остаться. Они и сюда иногда умудряются протащить.

- Через окна?

- И через окна, отовсюду, - вздыхает Михайловна. - Дружков попросят поднести. Забирают, пьют всю ночь и буянят. В нашем учреждении пить, конечно, запрещено. Так что после такого - с вещами на выход. Вещей, правда, у них и нет никаких...

Кое-что нажить из «постояльцев» в центре успели разве что те, кто живёт в социальной гостинице. Чтобы туда попасть, нужно пройти по «карьерной» лестнице на второй этаж. Да, да, именно по «карьерной». Проживание там стоит четыре тысячи трудовых рублей в месяц. Условия в гостинице, надо сказать, напоминают детский летний лагерь - уютный ремонт, две кровати на комнату. Разве что здесь вожатых не предусмотрено.

- Тут люди за деньги живут, им работать приходится, поэтому они в разы адекватнее. Эти - они хорошие, - шепчет в гостинице Вера Александровна.

Рядом с ней телевизор. И говорит она, кажется, не со мной, а с Владимиром Жириновским на экране. С парламентской трибуны народный избранник кричит о том, что в марте 2017 въедет в Кремль и расстреляет всех несогласных к чёртовой матери. Вахтёрша громко смеётся.

Но жители гостиницы оказались людьми очень неразговорчивыми - только начнёшь общение, а всем тут же неожиданно понадобилось идти на работу или решать дела государственной важности. Пообщаться, кажется, хотел лишь старик в потёртом спортивном костюме, который прошёлся с нами по коридору. Только беседы не получилось - оказалось, мужик глухой.

«Ндраву не перечь»

При виде фотокамеры бездомные принялись популярно объяснять мне, как прожить жизнь так, чтобы не получить по башке. Диалога, короче, не получилось. Поэтому сидим с Верой Александровной в вахтёрской каморке, болтаем «за жизнь».

- Они почти все с тюрьмы пришли, поэтому позволяют себе много нехорошего, - тихо говорит Вера Александровна. - Но наш директор их часто жалеет. Они когда провинятся как-то, пожурит, а потом назад пустит. Святой человек.

Сам Евгений Андреев, директор Центра, человек позитивный - улыбается, даже когда тема разговора ему абсолютно неинтересна. Говорить предпочитает при выключенном диктофоне и в тексте просит себя не «светить». Общение с журналистами ему серьёзно поднадоело.

Директор очень любит истории с хорошим концом. Например, сразу дал мне посмотреть книжку, написанную бывшим сидельцем. В жанре инструкции там описывается путь социализации уже отсидевших. Занимательное чтиво. Автор книжки, кстати, встречался с самим Президентом. «Молодец человек, знает что делать» - говорит Андреев об авторе. Таких добрых жизненных историй он знает много и говорил бы о них часами. Например, о двух бывших подопечных центра, которые ушли в Михайло-Клопский монастырь и работают там исключительно за еду и веру. Но мы всё-таки говорим о «язве» - именно так Евгений Алексеевич называет нерешённую проблему бездомных. А свой Центр - производным от этой язвы.

64% «постояльцев», говорит директор, пришли в центр из мест не столь отдалённых. Соответственно, правилам и законам эти весёлые люди предпочитают понятия. Первое, что сделал Андреев восемь лет назад, когда пришёл на пост директора - заставил всех без исключения соблюдать здешние установки. После этого все конфликты на понятийной почве сразу сошли на нет.

Кстати, отвечая на вопрос о методах, которыми можно убедить бездомных жить по закону, Андреев слегка улыбается, а потом говорит невзначай, что у него за плечами 20 лет работы на руководящих должностях в бизнесе, а также членство в общественном совете при УФСИН. Специфику общения с бывавшими за решёткой он знает не понаслышке. И считает, что систему ЛТП нужно вернуть обязательно и всех, кто пришёл в Центр социальной адаптации жить, обязать - именно обязать - к труду. Ведь после детского дома или зоны, где весь быт тебе обеспечивает государство, человеку полезно просто взять и поработать. Труд, как известно, облагораживает.

За полтора часа разговора Андреев несколько раз напомнил, что времена сейчас тяжёлые и от того, чтобы оказаться на улице, не застрахован никто - при этом обязательно припоминая известную поговорку о суме и тюрьме.

В Центре за бездомными присматривают всегда. И директора это радует. Потому что благодаря этому«гоп-стопа» от лиц без определённого места жительства на улицах станет меньше. Но бездомные, похоже, - люди неблагодарные на ментальном уровне. Недавно в здании Центра сделали хороший ремонт. «Постояльцев» очень просили - поберегите, не портите ничего. Только надолго ремонта всё-таки не хватило. Виной тому - буйные нравы. А всё, говорит Андреев, потому что бездомные не считают «ночлежку» домом. В котором, кстати, каждый постоялец будто норовит всем доказать, что он человек свободный от общественных стереотипов.

И непонятно: это хорошо или плохо?

А пошелестеть?

Атмосфера в Центре немножко давит. Кажется, будто бездомные, нашедшие здесь приют и временную регистрацию, все дружно прочитали «Тибетскую книгу мёртвых» и теперь пытаются постичь Ничто. Возможно, это отзвуки тяжёлой уличной жизни. А может быть, дело в том, что эти люди недавно прикоснулись к сильному искусству.

- Я им тут фильмы показываю, - говорит психолог центра Владимир Фёдорович. - На днях вот «Остров» Павла Лунгина показывал.

- Да, это очень тяжёлый фильм, - говорю я.

- Знаете такой фильм с Никулиным «Когда деревья были большими?» Там главный герой тоже пошёл по кривой дорожке. Но однажды захотел на заводе сделать детальку. Потел, пыхтел и сделал в итоге. Оказывается, руки-то помнят. Мужики с завода его работу оценили, и герой Никулина прямо расцвёл. Может, если наше общество даст бездомным понять, что они способны приносить пользу, то они, возможно, пойдут работать.

- Думаете?

- А вы Макаренко почитайте. Какой у него был выведен принцип во «Флагах на башнях»? У героев книги, беспризорников, появилась мотивация: доказать всем, что они способны на многое вопреки общественному мнению о беспризорниках, как о людях потерянных. И тогда они реально смогли работать. И работать хорошо.

Владимир Фёдорович работает в центре с июля. И его взгляд на проблему бездомных, конечно, идёт вразрез с общественным мнением. Считает, что основная масса бездомных работать хочет, просто работодатель их не берёт из-за предрассудков и стереотипов. Вот если б государство дало какую-нибудь льготу для предпринимателей, которые берут бездомных на работу...

- У большинства из них просто выработалось мнение о себе, как о ненужных, - говорит Владимир Фёдорович. - Нам каждый день служба занятости присылает список вакансий. Я их зачитываю ребятам, они звонят. Но бездомных все боятся брать на работу. Раз позвонил, не взяли, второй раз не взяли... А ещё все документы о профобразовании у большинства утеряны. В итоге у них просто опускаются руки. Можно, конечно, открыть какую-нибудь маленькую фабрику или предприятие при Центре. Но директору нашему скажут сверху - давай, делай, конечно, но оборудование и станки бери в аренду, всё за свой счёт - и открывай на здоровье. Но денег то у нас нет.

- Вы реально считаете, что им самим в первую очередь очень нужна работа? - продолжаю я удивляться.

- Конечно, - без промедления отвечает Владимир Фёдорович. - Там ведь дело не только в удовлетворении потребностей - для этого они могут просто «просрочки» возле магазина набрать, и дело с концом. Нет, им же тоже хочется деньгами пошелестеть, показать свою состоятельность.

На первом этаже Центра один из «постояльцев» долго шелестел газетой и сверлил меня взглядом. Потом медленно подошёл, опираясь на трость. Просто поговорить. Зовут Вовой. И его история такова.

- Сел я в 2014 году по глупости, за поножовщину, - чинно говорит Вова, иногда всхлипывая. - В прошлом году вышел. До тюрьмы работал шофёром. Теперь - без работы. Пока сидел, сестра отжала у меня комнату. И когда вышел, идти оказалось некуда. На второй день меня сбила машина - так я и оказался тут. После поправки пошёл в суд, но отсудить у сетсры ничего не мог. Мне все говорят: сам виноват, зря доверился... Но ведь это сестра родная... Я же не сдох, чтоб она так со мной поступила, - пауза. - Так ведь даже враги не делают.

Вова помолчал, встал и пошёл в комнату, попутно общаясь с самим собой.

- Но мне и сейчас говорят: «Михалыч, год, может два будешь биться, но поверь - ты добьёшься. Просто борись». И я верю. Справедливость ведь существует, - он опять поворачивается ко мне. - Вы только напишите об этом, пожалуйста. Может, моя сестра прочитает. И ей станет стыдно.

Ну вот. Я вроде бы написал.

Жертвы экологии

На часах 6 часов вечера. В центр потихоньку стекаются бездомные на ночлег. Тут их ждут деревянные полки без белья и обогреваемая комната. На подоконнике чайник, на вешалках много одежды и вещи в пакетах. «Постояльцы», видать, обжились.

- Иди отсюда, от тебя разит за километр алкашкой. Сто раз тебе говорили, что «под мухой» сюда нельзя, не берём, - повышает голос Михайловна на очередного гостя «ночлежки».

Одет тот, к слову, очень элегантно - чёрное пальто с мелким пятнышком грязи, джинсы, лакированные туфли с острыми носами. На лице небритость. Короче, вылитый хипстер. Улыбается. Михайловну он будто не слышит - пребывает в прострации. Громко, заплетаясь в словах, говорит, что не пил. Выгонять его приходится силой.

- Обнаглели вконец, - гневается Михайловна. - Работать не хотят, пьют да и только. Ничего им не надо.

К ней подходит один из «гостей» ночлежки и требует помощи с документами. Михайловна просит его принести паспорт. Тогда помогут. Тот, нахмурясь, бормочет что-то обидное и вальяжной походкой уходит в комнату.

- Знаете, что объединяет всех бездомных? - интригует меня Михайловна. - Каждый из них считает, что все без исключения им должны. Ведь ни на зоне, ни где-то ещё они сами в жизни ничего не делали, жили на всём готовеньком. И от этой привычки, поверьте, они не откажутся ни за что.

Рядом с ней сидит дежурный фельдшер центра Петровна. У неё на лице марлевая повязка. И Петровна тоже хочет что-то сказать.

- Со здоровьем у них с каждым годом хуже и хуже, - вздыхает она. - Потому что эти люди постоянно находятся в прямом контакте с нашей экологией. И среда обитания у них, скажем честно, так себе.

Раньше, говорят они на пару с Михайловной (а их общий стаж работы в ночлежке 23 года), в центре было больше мужчин молодых. А сейчас там сплошь старики. Городской интернат для престарелых уже переполнен и пожилых бездомных к себе взять не может. Даже по этому, вроде бы мелкому, факту можно судить о старении всего населения области.

- А они у вас как - очень буйные?

- Ну, это как посмотреть, - отвечает охранник Сергей. - Когда трезвые - тише воды, очень вежливы. Но как напьются - всё норовят в морду заехать.

Праздник всегда с ними

Автобус едет по вечернему городу. У двери стоит характерного вида гражданин с пакетом пустых бутылок. За проезд ему платить нечем, из-за чего он яро ругается с кондуктором. Говорит, что его должны возить бесплатно. На весь салон кричит, что уже десять лет живёт на улице. На остановке около стадиона он вываливается из автобуса. На скамейке его радостно приветствуют три приятеля из той же социальной страты. Один из них гордо размахивает бутылкой «Пшеничной». Все, похоже, готовы к употреблению.

Они весело обнимаются в предвкушении. Быстро открывают бутылку и двигают в сторону Центра социальной адаптации. Ночью синоптики обещали сильные заморозки.

Фото: crimea-news.net

БОМЖ