Не нужно долго говорить о том, что посещение музеев даёт современному новгородцу возможность развивать воображение. Именно поэтому посещать музеи больше любят люди с творческим, живым воображением. Рассматривая экспонаты, человек мысленно отождествляет себя с теми предметами, которые видит. Так, если перед ним находятся исторические артефакты – мысленно уносится в древние времена, а если изучает работы мастеров – то будто бы соединяется с душой творца и его мыслями, чувствами, которые он испытывал, создавая то или иное произведение искусства.

Но задумывались ли вы, уважаемые читатели, над тем, кто сохраняет для нас эту красоту: старинные иконы, деревянные и металлические изделия, драгоценности, ткани и многое другое? Наверняка нет! Именно поэтому сетевое издание «ВНовгороде.ру» и Новгородский государственный объединенный музей-заповедник запускают новый совместный проект «Хранители», в рамках которого мы будем регулярно рассказывать о тех, кто буквально дышит прошлым, соприкасается, а иногда и просто спасает то, что могло быть утрачено навсегда, – искусствоведах, реставраторах, работниках фондов. Все они – хранители великого наследия, доставшегося нам от предков.

И сегодня мы отправились в гости к реставратору, заведующей мастерской реставрации тканей Наталье Рябовичевой.

Мало кто знает, но здание филармонии – это не только любимый новгородцами концертный зал, но и обитель многих хранителей. В частности, третий этаж гостеприимно распахнул свои двери для мастериц по восстановлению тканых экспонатов.

Через руки Натальи Юрьевны проходят уникальные памятники древнерусского шитья, которые требуют высокопрофессиональной реставрации. Надо заметить, что фонд тканей в музее состоит в основном из памятников этнографии и предметов культового назначения (это церковные облачения, покрова, плащаницы), которые являются настоящими шедеврами лицевого и золотного шитья. Причём всякий раз реставраторы мастерской по тканям, – а кроме Натальи Рябовичевой здесь трудятся ещё две мастерицы, – сталкиваются с огромным многообразием техник, материалов, которые использовались сотни и сотни лет назад, начиная с XII века. Поскольку каждый экспонат по-своему уникален, то и подход требуется аналогичный. Иногда требуются консультации, приглашение коллег из других регионов, а то и вовсе разработка новых методик реставрации. Ведь наука не стоит на месте, и то, что хорошо было 20-30 и даже 40 лет назад сегодня уступает новейшим техникам, технологиям и материалам.

- Наталья Юрьевна, перед тем, как идти к Вам, я побывала на шикарной выставке Новгородского музея-заповедника «От обители земной в обитель небесную». Сказать, что я под впечатлением - не сказать ровным счётом ничего! Я просто прилипала к стеклу у каждой витрины, разглядывая эти мельчайшие стежки. Наверняка, эти древнейшие в стране церковные облачения, - не последнее, что предстоит Вам отреставрировать, а нам, зрителям увидеть? Над чем Вы сейчас работаете?

- Вы наверняка видели на выставке византийскую кайму с грифонами 12 века (кайма «Ризы прп. Антония Римлянина» – прим.ред.). Вот сейчас я продолжаю работу над фелонью. В своё время, в шестидесятые годы прошлого века ткань (она называется камка) была сдублирована на мучной клей, и его необходимо удалить. Это осуществляется с помощью водных компрессов и смоченных тампонов. Операция повторяется неоднократно от одного небольшого фрагмента к другому до максимального удаления клея. Процесс требует много времени.

Просто невероятно! 12 век...

- Это уже 14 век, а вот кайма 12 века. Чтобы приступить к реставрации этих фрагментов фелони потребовались консультации и стажировки специалистов из ВХНРЦ имени И.Э. Грабаря (Всероссийский художественный научно-реставрационный центр). Фелонь поступила в мастерскую в аварийном состоянии. Камка была пересушена, жесткая, ломкая. При предыдущей реставрации 60-х гг. она была сдублирована на мучной клей высокой концентрации (это типа клейстера, только более сложного состава). Поэтому первой операцией, как я уже говорила, было максимально возможное удаление клея и возвращение пластичности ткани. Сегодня специалисты в один голос утверждают, что такой клей вредит ткани, и практически не применяют его, однако, надо признать, что именно благодаря ему многие вещи в музеях страны сохранились до наших дней и не были утрачены. Да, работа стала более трудоёмкой - проще восстанавливать то, чего не касалась рука реставратора-предшественника с клеевой кисточкой, но нам выбирать не приходится.

Когда вещь сильно разрушена, мы её дублируем: снизу и сверху. На лицевой стороне используется натуральный, тончайший итальянский шёлк. На нашем языке это называется «взятие в конверт». Затем всё закрепляется точечным швом тончайшей шелковой нитью.

- И сколько времени уходит на одну вещь?

- Это очень сложно оценить: могут месяцы, а могут и годы. Потому что, как правило, параллельно реставратор занимается сразу несколькими вещами. К примеру, я сейчас работаю еще с праздничным французским кафтаном XVIII века. Вещь, конечно, не такая уникальная, но наглядно видно, как разрушается пересушенная ткань, он прямо весь сечётся. Сечения и разрывы укрепляются специальным швом - реставрационная сетка после предварительного подведения под разрушенные места тонированной дублировочной ткани… Видите шовчики?

- Нет! Если бы я так могла штопать, магазины одежды бы разорились! Как Вам удаётся такие маленькие швы накладывать на вещь?

- Для этого у меня есть бинокулярная лупа. Хотя раньше я, когда зрение было получше, справлялась и вовсе без неё. Чтобы понимать – вот ниточка, которую мы разделяем ещё на три части… И всё штопается тоненькими иголочками.

- С виду сопоставима с человеческим волосом, не толще!

- Перед тем как приступить к шитью, красим материалы в нужный нам цвет. Сама же реставрируемая вещь очищается, обеспыливается, иногда производится демонтаж вещи, то есть распарывание. Конечно, стараемся по максимуму сохранить авторские швы. Затем все укрепляется, включая декоративные элементы – будь то пайетки, украшения из различных материалов: жемчуга, металла и т.п.

- Понятно! У Вас, как у любого автора есть любимые темы, наверняка есть любимые периоды или вещи?

- Конечно, есть. И труднее, и интереснее всего мне работать с Древней Русью. Это золотное шитьё. Именно его Вы видели на выставке. Бывают и этнографические вещи очень интересные и даже ещё сложнее в работе, поскольку иной раз диву даёшься - чего только народные мастера не «творили», в хорошем смысле этого слова. Вот, к примеру, кокошники. Бывает, что не знаешь, как и подступиться к бархатным кокошникам, внутри которых можно встретить и бересту, и картон и многое другое, что было у мастера под рукой, вплоть до бумаги с текстом чернилами и обрывков газет.

Вы можете подумать сейчас, что я как тот кулик, который своё болото хвалит, но это действительно так: я считаю, наша работа среди реставраторов всё-таки самая интересная! У нас очень большое разнообразие и по техникам, и как вы уже поняли, по разрушениям - одни только красители бывают самые разные (и текучие, и не текучие – прим.ред.). Нюансов великое множество! А когда у вещи ещё и несколько слоёв - как в епитрахили – уходишь в работу просто с головой и не замечаешь, что рабочий день давно закончился…

- А неожиданные открытия случались?

- Я не искусствовед. Соотнесением периодов и дат занимаются они. Но был случай, когда вещь (чёрно-фиолетовая епитрахиль с золотным шитьём из Варлаамо-Хутынского монастыря), была определена изначально как памятник, датируемый XVII веком. Но позже при консультации и стажировке с реставраторами и научными сотрудниками ВХНРЦ им. И.Э. Грабаря, после ряда исследований пришли к выводу, что это более ранняя вещь, - минимум на век-два старше, о чем свидетельствовали и техника ткачества фона и подклада – самиты (текстильное переплетение, которое после XIV-XV вв. практически не встречается), и техника исполнения золотного шитья. Это всё очень интересно изучать, но у нас, к сожалению, просто нет времени, да и это совершенно другая специальность.

- А как Вы в свою пришли, расскажете?

- В профессии я уже почти 38 лет. И попала сюда практически случайно, поскольку до этого работала в другой сфере - инженером-технологом, окончила холодильный институт в Ленинграде. Но случилось так, что когда ребёнок был ещё маленький, я не особо ладила с начальством: меня отправляли в командировки, в которые ездить в силу семейных обстоятельств уже не могла. И однажды знакомые родителей спросили: не хочу ли я новую профессию изучить - реставратора. Тогда реставратору в новгородском музее требовалась помощница. А поскольку с химией я всегда дружила, то я быстро согласилась. И надо признать, мне с реактивами с самого начала было все понятно… К тому же раньше реставраторов-прикладников вообще никто не готовил. Мы с моей молодой коллегой попали на курсы подготовки реставраторов-тканевиков в Москву. Это был 1982 год. Тогда люди приезжали со всего Советского Союза. Мы подружились с коллегами в столице (ВХНРЦ имени академика И.Э. Грабаря) и до сих пор ездим за опытом к ним.

Хочу сказать, что реставраторы - люди очень хорошие и отзывчивые. Свои знания и умения не скрывают и всему всегда научат и покажут. Также консультации даём и мы. Ведь у всех совершенно разный опыт, и обмен знаниями в нашей сфере очень необходим. Особенно когда специалист приступает к новой, сложной вещи.

Делятся реставраторы кроме знаний и материалами. Так, одна из ведущих реставраторов ВХНРЦ, археолог, сама лично ездит, закупает 30-килограммовыми тюками шёлк в Китае или Лионе, а потом делится с нами.

Сейчас всё, что нужно для работы, выдаётся и можно работать. А был период очень сложный – 1980-ые годы. Тогда, например, приходилось вместо шёлка использовать обычную марлю. Ну не было материалов, приходилось выкручиваться. А потом в стране позакрывались заводы, производившие красители. Одним словом, во все времена мы друг другу подсказывали, где и что достать, как лучше сделать.

- Так когда проще было работать?

- Всё меняется, везде свои нюансы. Например, лет 20 назад, когда ещё пользовались мучным клеем, было тяжело: он не хранился долго. Его нужно было варить свежий и определённой консистенции. Не 12%, как в 1960-ые годы, из-за которого вещи «колом» стояли, а до 3%. В 90-ые денег не было, в 80-ые - материалов, иногда даже говорили - пока не будете реставрировать. Но вот мука была всегда (смеётся), мы научились приспосабливаться.

Сейчас есть другие сложности. Например, клей А-45-К (акриловый полимер, введённый в отечественную реставрационную практику как первый синтетический клей для дублирования ветхих тканей - справка) очень ядовитый. Он поначалу выпускался на военных заводах для своих целей, а потом литовские реставраторы опытным путем пришли к выводу, что можно его использовать в нашей работе. Но для работы с этим клеем необходима хорошая вытяжка и респираторы, а иначе «прощай, печёнка».

- Ну у вас, к счастью, здесь с вентиляцией всё в порядке.

- Сейчас да, слава Богу! Но мастерская располагалась в этом удобном месте не всегда. Помню, как однажды к нам приехала реставратор из Москвы помогать. Во время строительства драмтеатра в 1983 году нашли натуральные сокровища! Крановщик зачерпнул ковшом землю... и обнаружил клад. Там были разнообразные металлические вещи и интересный пояс с жемчужным шитьём. А поскольку вещь хранилась в земле, а не в фонде музея, нужно было что-то срочно предпринимать, чтобы не потерять её. Мы тогда, совсем молодые и неопытные, стали звонить в Москву. К нам и приехала реставратор высокой квалификации. С ней мы за три дня всё экстренно вычистили, отмыли и пластифицировали. Но после обнаружились трудности: жемчуг весь стал отваливаться, т.к. нити в земле частично истлели… Тогда наша столичная руководитель-консультант решила: будем клеить на А-45-К! Никто этого тогда не делал, а мы рискнули. И, как ни странно, та работа до сих пор сохранилась в хорошем состоянии... Так вот про охрану здоровья - вытяжки тогда ещё не было - и, чтобы не отравиться химическими испарениями, мы сделали ширму, обтянули её обычным полиэтиленом, и при открытой форточке стали работать. Ох и надышались мы тогда... Все потом только пальцем у виска крутили, а мы что? Мы только и думали: вещь спасать надо!

Да чего только не было... Во все времена реставраторы спасали редчайшие экспонаты, подчас забывая о своем здоровье.

Если вернуться к вопросу о том, когда легче было: то тут ответ не о времени, а о вещи. Пожалуй, проще, если до тебя никто вещь не трогал, не влезал, не клеил, тогда не приходится удалять следы работы предыдущего реставратора. Ну и это исправимо, хотя и требует больше времени и сил…

Я ещё и человек такой: не могу сидеть и заниматься одной и той же работой сутки за сутками. Я беру обычно две вещи. А иначе от монотонности труда с ума сойдешь. Представьте только: сидишь и штопаешь один и тот же кусок месяц... два... и три. А при шитье больше 4 часов просто физически невозможно высидеть. К тому же настроение бывает, а иногда и нет: заправишь ниточку, приготовишься – звонок телефонный, то зовет кто-то, то нитка порвалась. И в итоге понимаешь – сегодня штопки не будет. Вот и меняешь вид деятельности, хотя бы на несколько часов. А иначе или себя уколешь, или иглу на нервах поломаешь. А ведь сломать иглу - вообще трагедия!
- В смысле, примета плохая?

- Да нет. Просто на рынке снова в большом дефиците тонкие английские и японские иголки. А возвращаться к тому, чем мы шили в советское время, уже не хочется.

- Ой, а как же тогда шили в Древней Руси? Явно иглы не были лучше, чем те, что шли с конвейера в СССР?

 - Знаете, говорят, что швеи тогда шили до 20-25 лет, а потом просто слепли от такой тяжелой работы. Сегодня, даже имея тончайшие иглы, просто не войти в те дырочки, которые есть в жемчуге...

- Наталья Юрьевна, а смена молодых реставраторов растёт?

- Да, в Суздале институт создан. Но я не очень понимаю, с нуля ли туда берут. Знаю, что с Торжокского училища золотошвеи приходят получать высшее образование, например, в Московском Свято-Тихвинском монастыре.

Раз Ваша специальность такая редкая, Вас никогда переманивать не пытались?

- Нет, что Вы! У музейщиков такие оклады не завидные, что тут должно быть только истинное призвание. Меня и сейчас подруги спрашивают: «Наташа, ты ещё работаешь»? Конечно, работаю, потому что люблю эту работу!

- Судя по тому, что у вас в мастерской имеется: и ванна, и столы необычные, и утюжки, а сколько всякой химии, похожей на бытовую... Наверное, к Вам коллеги бегут за помощью?

- Случалось, бывало: один раз плащ коллеге спасали, потом другому музейному сотруднику - костюм: ручку в карман пиджака положил, а она потекла... Но я это практиковать перестала. Времени не хватает катастрофически. Ну не выводится у вас пятно, плюньте и выкиньте вещь или замаскируйте, если очень нравится! Я так делаю (смеётся).

- Наталья Юрьевна, не могу не спросить: что же нужно знать и уметь, чтобы быть реставратором по тканям?

- Знания химии не будут лишними точно. И, безусловно, должна быть тяга к работе с иглой. Кто-то не любит, кто-то не может: согласитесь, поэтому не все женщины рукодельницы!

- Абсолютно так, по себе знаю.

- И ещё нужно неимоверное терпение. Хотя нашу работу нельзя назвать творчеством, люди этой профессией заболевают: если не уходят сразу, то остаются на долгие годы. А когда в фонды заглядываешь, то понимаешь, сколько там ещё интересной работы, уходить точно не хочется!

- Спасибо Вам за увлекательное погружение в историю и специфику профессии реставратора-тканевика!

- И Вам спасибо! А новгородцам хочется сказать: ходите в музеи. Это настоящие бесценные и неисчерпаемые кладовые!