В классической русской литературе есть имена, которые прочно связаны с историей Новгородской земли – Достоевский, Некрасов, Державин… Музеи, уроки литературного краеведения в школах и библиотеках – Новгород свято хранит память о «своих» классиках, писателях и поэтах, передает эту память из поколения в поколение. Но есть в русской литературе известные имена, в биографии которых, на первый взгляд, ничего новгородского нет. Но если посмотреть внимательней…

Александр Блок

С новгородской землей А.А. Блока  связывает история его семьи. Дед поэта, Лев Александрович Блок, был председателем Новгородской казенной палаты. Она располагалась в здании Присутственных мест (в новгородском Кремле). Кроме того, Лев Александрович был женат на дочери псковского губернатора – Ариадне Черкасовой. Губернатор был из дворян Новгородской губернии… Отец поэта, Александр Львович, учился в Новгородской мужской классической гимназии. Он окончил ее с золотой медалью и поступил в Санкт-Петербургский университет.

Сестра поэта (сводная, по отцу), Ангелина Александровна – в Первую мировую войну работала сестрой милосердия в новгородском лазарете для раненых. 5 марта 1918 года она скоропостижно скончалась и была похоронена у Кирилловского скита. Памяти Ангелины Александр Блок посвятил сборник «Ямбы». И еще одно женское имя – М.Т. Карелина (1881-1946), дальняя родственница поэта по линии бабушки. Она похоронена в ограде Юрьевского монастыря…

Дмитрий Мамин-Сибиряк

Имя Д.Н. Мамина-Сибиряка неразрывно связано со старым горнозаводским Уралом. Там он родился, о тех землях он с большой любовью писал – романы «Приваловские миллионы», «Горное гнездо», «Золото» заслуженно вошли в фонд русской классической литературы. Детской классикой стали трогательная «Серая шейка» и «Аленушкины сказки»…

«Кряжистый, сильный и смелый», типичный  «уральский человек», Мамин-Сибиряк, по воспоминаниям современников, был душой компании: прекрасный рассказчик, общительный, добрый. При этом был прямым и подчас резким: не терпел несправедливости, не умел лгать и притворяться. Он был так колоритен, что сам Илья Репин писал с него одного из запорожцев для своей знаменитой картины. На самой известной своей фотографии – в роскошной шубе, в каракулевой папахе – Мамин-Сибиряк выглядит солидным, довольным жизнью. На самом же деле был он человеком очень невезучим. Жизнь Мамина-Сибиряка была трудной и многопечальной, с приступами острой нужды и отчаяния, а самыми благополучными и счастливыми были только раннее детство и недолгие месяцы брака. Не было литературного успеха, которого он заслуживал – ведь Мамин-Сибиряк «открыл» миру Урал со всеми его богатствами и историей. «... Я подарил им целый край с людьми, природой и всеми богатствами, а они даже не смотрят на мой подарок», – с горечью писал Дмитрий Наркисович другу.  

Горести, утраты близких, болезнь любимой дочери рано его состарили и ускорили кончину в 60 лет. В столичной печати не заметили ухода писателя Мамина-Сибиряка. Только в Екатеринбурге друзья и почитатели его таланта собрались на траурный вечер. 

Новгородские штрихи. Дмитрий Наркисович хотел написать серию исторических познавательных очерков для детей, и начать их с истории вольного Новгорода. Он планировал сделать этот цикл в форме путешествия. Чтобы собрать материал, писатель в сентябре 1895 года отправился в Новгород – месяц жил здесь, изучал достопримечательности.

Через шесть лет Мамин-Сибиряк вновь отправился на новгородскую землю, путешествовал по водному пути из Ладоги в Волхов – чтобы накопить фактический материал, воскресить историческую обстановку. Друзьям он говорил: «Это мне необходимо для истории, для детей». К сожалению, целиком свой замысел он исполнить не смог… На новгородском материале Мамин-Сибиряк написал только два рассказа: «Славен город Великий Новгород» (новгородская быль) и «Сударь Пантелей свет-Иванович» (новгородское предание).

Юрий Нагибин

Юрия Марковича Нагибина знают как классика русской литературы, мастера изысканной прозы, так восхищавшей современников, автора сценариев известных и любимых наших фильмов: «Председатель», «Красная палатка», «Директор», «Чайковский», «Гардемарины, вперед!», «Виват, гардемарины!» и др. Но мало кто знает, что военная судьба писателя тесно связана с Новгородской землей.

В январе 1942 г. прекрасно владеющий немецким языком лейтенант Нагибин поступил в распоряжение 7-го отдела (контрпропаганда) Политуправления Волховского фронта и стал военным корреспондентом газеты «Soldaten-Front-Zeitung» («Фронтовая солдатская газета»). Она издавалась на немецком языке и вместе с листовками забрасывалась в расположение противника «кукурузниками» и летевшими на бомбежку бомбардировщиками. Кроме того, Нагибин был «радиосолдатом» – вел передачи на вражеские окопы. Об этом Нагибин позднее расскажет в повести «Павлик» (1959) и ряде рассказов. На Волховском фронте ему пришлось не только выполнять свои прямые обязанности военкора, но и воевать с оружием в руках, и выходить из окружения. Здесь же, на Волховском фронте, Юрий Нагибин узнал, что принят в члены Союза писателей СССР.

Все впечатления и наблюдения фронтовой жизни позже вошли в его мемуары («Война с черного хода») и военные произведения. Героям Волховского фронта посвящены повести «Перекур», «Берендеев лес», «В те юные годы», рассказы «Бой за высоту», «Второй эшелон», «Радиосолдат», «Путь на передний край», «Дело капитана Соловьева», «Капельное сердце» и один из лучших нагибинских рассказов – «Солдатская душа», повествующий о волховском бойце, прошедшем Мясной Бор.

На Волховском фронте Нагибин вел регулярные записи, которые впоследствии стали отдельным произведением «Дневник». В предисловии к нему автор напишет: «… Надо помнить, что военные страницы писались на фронте, в тетрадочке, которую очень легко найти, и при кажущейся ныне безопасности по тем временам тянули на «десять лет без права переписки. На этот риск я шел, но расстрела мне не хотелось, поэтому я опустил всю печальную эпопею 2-й Ударной армии, разгром под Мясным Бором, окружение, пленение генерала Власова, чему сам был свидетелем. Эта позорная страница войны целиком на совести Сталина, ибо и Власов, и Мерецков, командующий фронтом, не раз предупреждали его о роковых последствиях попытки прорвать кольцо Ленинградской блокады по линии Чудово – Любань, где у немцев была самая глубокоэшелонированная оборона. Не писал я и о том единственном бое, в котором участвовал, и о полетах на бомбежку, где я скидывал не бомбы, а листовки и газету для войск противника, которую мы издавали, – обо всем этом есть в моих повестях и рассказах…».