В новгородской электронной библиотеке «Муравейник» есть много материалов, где история новгородской земли так или иначе переплетена с историей других регионов России, с историей других стран. Италия, Венгрия, Болгария, Сингапур – многие страны мира имеют в своих исторических хрониках новгородские штрихи, и зачастую это не глубокая древность, а практически вчерашний день. И сегодня – две такие «истории вчерашнего дня», с чарующим французским акцентом.

Французское завещание

В 1995 году литературный мир Франции потрясло беспрецедентное событие – Гонкуровская премия, самая престижная в стране и широко известная во всём мире, впервые в истории была присуждена русскому писателю. Им стал 38-летний Андрей Макин, за несколько лет до этого переехавший во Францию на постоянное жительство из древнего русского города Новгорода.

Переехавший на постоянное место жительства – звучит солидно, и в целом, так оно и было. Но… Этот «переезд» и писателю, и его семье дался очень нелегко. Новгородец Андрей Макин, ставший французским литератором Andreï Makine, на Родине числился как «невозвращенец» – то есть человек, уехавший за рубеж в поездку и не вернувшийся, попросивший в другой стране политическое убежище. Для оставшейся в Новгороде семьи – мамы, папы и сестёр – это даром не прошло: последовали выговоры по партийной линии «за плохое воспитание сына», другие неприятности (шёл 1987-й год, разгар перестройки). Впоследствии семья из Новгорода уехала… Это официальная, сухая и немногословная сторона «дела о невозвращении в страну». А за кадром – большая, сложная, удивительно романтичная история о человеке, разрывавшемся между двумя мирами, искавшем баланс между двумя культурами…

Андрей Макин рос в «литературной» семье. Отец – журналист, автор книг и очерков (в основном, о Героях соцтруда), работал в редакции «Новгородской правды», затем руководил новгородским отделением Лениздата. Мать – кандидат филологических наук, заведовала кафедрой литературы в новгородском пединституте. И дочерям, и сыну Андрею с детства прививалась любовь к русской литературе, что очень повлияло на их мировоззрение. Особенно тонко чувствовал красоту русского языка, мощь русской литературы Андрей – но не меньше завораживало его очарование языка французского, увлекал тонкий шарм французской литературы. Он считал, что это – «зов крови»: бабушка Андрея, Шарлотта Лемонье, была француженкой по происхождению. Она родилась в Сибири, росла и воспитывалась во Франции, а потом судьба вернула её обратно в Россию, где Шарлотте пришлось пройти весь ужас сталинских лагерей…

Бабушкины рассказы о прекрасной Франции минувших дней неизменно увлекали в мир далекой страны, заставляли чувствовать себя частью этой незнакомой, но будто живущей в крови культуры. И Андрей увлечённо, глубоко изучает французский язык – сначала в новгородском пединституте, затем в Калининском университете и, наконец – аспирантура Московского университета, кандидатская диссертация. По окончанию обучения он мог одинаково свободно преподавать и французский язык русским студентам, и русский язык – французам. Именно эту задачу и поставило перед ним министерство просвещения – сначала он преподавал французский в Новгородском государственном педагогическом институте, затем был командирован в Париж, преподавать русский язык в одном из лицеев. Из этой командировки Андрей Макин, сделав окончательный выбор меж двух культур, на Родину не вернулся.

Как впоследствии заметил один из французских критиков, литератор Andreï Makine сразу же оказался в окружении величайших людей Франции – ибо, за неимением жилья и денег, Андрей несколько раз ночевал в склепах парижского кладбища Пер-Лашез… Но сам он не вспоминал этот период лишений как неудачу – Макин был счастлив, сделав выбор и чувствуя себя свободным французским писателем. Он стал зарабатывать на жизнь, преподавая русский язык в элитарном Институте политических наук, что позволило поселиться на Монмартре – правда, лишь в комнате для прислуги площадью в девять квадратных метров. И писать – на изысканнейшем, как признают потом все критики, французском языке. Но поначалу приходилось обманывать бдительных редакторов в издательствах, говоря, что книги пишутся на русском – а уж потом переводятся, потому что никто из них не верил, что русский эмигрант может ТАК писать по-французски.

«Французское завещание» – четвертый роман Andreï Makine, написанный и опубликованный им во Франции. Роман, нарушая классическую линейность повествования, буквально соткан из спонтанных воспоминаний Шарлотты, бабушки-француженки русского мальчика Алёши. Снимки из семейного альбома с эпизодами личных историй, картина исчезнувшей прекрасной Франции, сравниваемой с Атлантидой, советские реалии – тонкое кружево романа «Французское завещание», созданное безупречным классическим французским языком, сделало произведение европейской сенсацией, а его автора – лауреатом знаменитой Гонкуровской премии и не менее известной «авангардной» премии Медичи. Судьба, отыскав наконец Мастера в крошечной комнатке для прислуги, щедро вознаградила за всё – за тяжелый выбор, за любовь и беззаветную преданность миру французской культуры, за талант…

«Полюби эту вечность болот…»

А эта новгородско-французская история совсем из другого мира – природного, таинственно-мистического мира болот. Её героиня родилась в городе Нант, расположенном в устье реки Луары, на западе Франции. Родители назвали её красивым именем Ивонна…

Ивонна Гиенэф окончила ту же самую монастырскую школу в Нанте, где училась Жорж Санд. Но, в отличие от знаменитой писательницы, девушка была более склонна к изучению естественных наук. Своё обучение Ивонна продолжила в России – в 1902 году шестнадцатилетняя француженка поступила на Высшие женские (Бестужевские) курсы в Санкт-Петербурге, где одним из её любимых преподавателей стал известный ботаник Николай Адольфович Буш. По его приглашению Ивонна Гиенэф осталась на курсах после выпуска – преподавать девушкам биологию. Это было началом её пути в науку.

Сферой её научных интересов становится геоботаника (фитоценология) – наука, изучающая растительный покров Земли как совокупность растительных сообществ. Местом первой экспедиции Ивонны Гиенэф стало Поволжье, где девушка изучала луговую растительность под руководством А.П. Шенникова, ученого-ботаника. Её исследования, оцененные в научном мире как безукоризненно точные, были не только опубликованы, но и нашли практическое применение в луговодстве. Революционные изменения, перевернувшие жизнь России, не заставили Ивонну свернуть с избранного пути – она продолжает свою деятельность, уже в качестве старшего научного сотрудника ботанической станции Петроградского агрономического института в городе Пушкин. Здесь в её научную судьбу вошли болота, став основной научной специальностью.

С 1923 года Ивонна Гиенэф исследовала болота Карелии, Восточной Сибири и Урала. Научная работа, опубликованная ею по результатам этих исследований, положила начало её известности как геоботаника-болотоведа. Но одним из самых длительных и успешных (в плане научных открытий) исследований Ивонны Донатовны было изучение Полисто-Ловатской болотной системы. Этот огромный болотный массив, раскинувшийся на новгородских и псковских землях, был настоящей землёй обетованной для геоботаника со специализацией «болотовед» – система верховых болот, самая крупная в Европе и на Северо-Западе России, состоящая из пятнадцати «слипшихся» болотных массивов. Исследования здесь начались еще в начале 20 века – их проводили учёные, ставшие «классиками» болотоведения: Р.И. Аболин, А.Р. Какс, С.М. Филатов, В.Н. Сукачев. После войн и революций первой четверти века прерванные исследования продолжила новая плеяда учёных – и одним из первых исследователей стала Ивонна Донатовна Богдановская-Гиенэф.

Историческая память сохранила в деталях её научную биографию – но ничего о личной судьбе. Какой она была, какими были ее семья и друзья, французское детство – не известно ничего… Она прожила 82 года – достаточно, чтобы успеть написать мемуары о себе и своей жизни. Но в свои последние годы, будучи уже тяжело больным человеком, Ивонна Донатовна писала другую книгу – книгу о болотах…